шайка арабов. В руке главаря блеснул обнажённый клинок бедуинского шибрия с двойным изгибом.
Понимая, что силы неравны, я увлёк Модеста Алексеевича в густую тень ближайшего здания. Сбросив одним движением через голову пиджак на левую руку, немедля ни секунды, двинулся навстречу нападавшим, выхватив из ножен за спиной длинный стилет.
Бандит что-то громко спросил на местном наречии, но отвечать в сумраке ночи было глупо. Я молча ударил пиджаком с серебряными пуговицами по лицу вожака. Сделал шаг правой ногой, свинтив корпус, вогнал калёную сталь через печень в лёгкое, чтобы противник захлебнулся от крови. После толкнул свободной рукой умирающего бедуина в сторону нападавших. Не давая опомниться, продолжил движение по широкой дуге против часовой стрелки.
Словно волк, выхватывающий из овечьего стада очередную жертву, делал смену ног, поворачивался и резал несчастного, глухой к крикам боли. Не прошло и минуты, как четверо арабов один за другим хрипели в песке, истекая кровью. Разбойники бесшумно растворились в темноте, унося с собой трупы товарищей.
– Что это было? – ко мне подошёл невозмутимый Модест Алексеевич. – Однако, ловко вы их, впервые наблюдаю подобную технику. Мне показалось, нас ждали.
– У меня тот же вопрос. Это решительная засада, без всяких сомнений! Ясно одно, заказчик не знал, что мы отравлены, или решил поторопить события. Неужели Наома намеренно отправил нас в руки убийц! Зачем? В любом случае, поспешим в Касабланку.
– Так значит, это не блеф насчёт яда? – обеспокоенно спросил граф.
– Браво, экселенс, стал бы я жечь гелий для полётов через моря и океаны из любви к империи. Это у вас он казённый, а для меня целое состояние. С восходом солнца нас ждёт стопроцентная смерть. Поторопитесь! – я побежал к аппарату.
Мы быстро достигли беседки, напоминавшей издали остатки полуразрушенного дара. Необычный аппарат осветил барханы мерцанием голубой плазмы и стремительно прыгнув вверх, исчез в бархате южной ночи.
– Милейший, а каким образом вы защищаете имущество? – Модест Алексеевич из кресла постучал тростью по витому столбику беседки.
– Сверхнизкий звук – у пионеров волосы дыбом и глаза на восток.
То, что я был напрочь сбит с толку, это ещё мало сказать. Область непознанного, отчего ЦК отправила ко мне обер-камергера и зачем ему эти арабские сафари?
– А что у нас в Касабланке, тайник? – поинтересовался, высокородный предмет моих размышлений.
– Бывшая жена, в общем, готовьтесь, штукенция с чилийским перцем. Будем надеяться, что ничто не нарушит ею душевного равновесия перед встречей.
– Она должна понять – дело чрезвычайное!
– Этим вы ею определённо не заинтересуете. Если хотите, могу предоставить вам изъяснятся с трепетным созданием. Блеснёте дипломатией.
– Да, полагаю за лучшее, что переговорю сам. Прошлые отношения могут вызвать ненужную пикировку.
3. Последнее танго в Касабланке
Под нами открылся ночной залив