тебе компания нужна?
– Да я как-то об это и не думал… – Соболев нахмурился. Кивнул головой в сторону Гэри, дрыхнущего у печки. – Вон моя компания.
– Если я мешаю, я могу уйти. – С вызовом сказала Надя, продолжая улыбаться. А улыбалась она не просто так. Ох, как недвусмысленно улыбалась девушка Надя. Соболев задумался на минуту. Ну, и что он теряет? Девушка, наверняка, живая. Может потрогать её руку? Тёплая, или нет? Ну почему, почему Пётр не просветил его, кто в деревне жив, а кто мёртв?! Какая ему разница, всё равно ведь уехал? А Соболеву теперь думай тут, страдай, голову ломай. Что за мотылёк залетел к нему на огонек. Хотя, наверняка он зря заморачивается. Девушка молодая. Вон как глаза горят! Надо ещё выпить…
– Ну, что ты. Уходить не надо. За кого ты меня принимаешь, девушку среди ночи на мороз выпроваживать?
– Там нет мороза! – захохотала Надя. – А вот когда шарахнет, посмотрю я на тебя, на Москвича. Вы про такие морозы в своей столице и не слыхивали.
Дальше всё было легко и просто. Они, смеясь и болтая, допили поллитровку самогона, самого вкусного из всех сваренных самогонов, дай Боже Петру доброго здоровьица и долгих лет жизни. Пока Соболев выходил курить, – а он покуривал по пьяни, ничего не мог с собой поделать, – Надя споро убрала со стола остатки трапезы, вымыла всю посуду, а воду слила в ведро под умывальником. Настоящая, русская, деревенская баба, которая просто выглядит, как гламурная красотка. Соболев зашёл в дом в тот момент, когда она снимала своё кашемировое пальто с крючка. Улыбаясь, протянула его Соболеву, чтобы помог надеть. Костя надел на девушку пальто, и крепко обхватил её руками, обнял, обернул, вместе с кашемиром. Гулко бухало сердце. Соболев не понял, как она вдруг оказалась к нему лицом, но мгновение спустя он уже целовал Надины губы, щёки, шею. Она покорной волной изгибалась в руках, обнимала в ответ, прижимала к себе его плечи, голову, губы. Соболев не помнил, как они оказались в комнате, как остались без одежды. От всей этой сумасшедшей ночи у него осталось ощущение прекрасной манящей бездны, наполненной тёмной водой. Он тонул в ней, выныривал на секунду, чтобы ухватить кусочек воздуха, и снова погружался. Захлебывался, стонал, терялся в темноте, и снова выныривал. Бездна казалась бесконечной. Какой и должна быть. Без дна.
Сквозь сон Соболев слышал ворчание алабая на кухне. В комнату Гэри не заходил. Проявлял тактичность, наверное. Костя хотел посмотреть на часы, и обнаружил, что на руке лежит чья-то голова. И тут же пронзило осознание минувшей ночи. Какой она была. Нежной, страстной, волшебной. Наваждение, а не ночь. Соболев аккуратно вынул руку из-под Надиной головы, увидел стрелки на одиннадцати и на трех. Не понял, одиннадцать сейчас, или три. Пьяный он ещё, что ли. Алабай заглянул одним глазом в комнату, Соболев уже понял, что он любит коситься из-за двери, как шпион. Тут же проснулась совесть: собака-то, наверное, в туалет хочет. Придётся вставать. Тихо, стараясь не разбудить девушку, Соболев встал,