через другого человека, о всех иных «бурях» в том море, что зовется твоей жизнью. Здесь и сейчас, когда ты один на один с ней, такой манящей, тебе до них как до Луны, если не как до Марса.
Бури и шторма, где-то далеко,
Здесь покой и тишина, просто и легко!
Тихо. Правда тихо. Пока тихо. Ненадолго. Пока я не отправлюсь в обратный путь. И этот обратный путь будет намного сложнее для меня, чем сейчас. Ибо, как и полагается, за всё надо платить. И плата за вход – рубль, а вот выход… выход каждый раз под вопросом. Ибо Бездна ужасно ревнива к своим гостям. Настолько, что просто так не отпускает, заранее считая нас своей собственностью. Будто капризный ребёнок, желающий получить подарок раньше положенного Дня Рождения. Каждый из нас для неё и собеседник, и игрушка, за обладание которой она готова побороться. Именно поэтому обратный путь будет для меня сложнее. И ответственнее. Таков сделанный мною выбор.
– Смелее, – подбадривает меня Бездна. – По старой дружбе охотно разрешу зайти тебе дальше…
Пользуясь её разрешением, продвигаюсь к своей Цели. Вот она, всё ближе и ближе. Как и Истинная Бездна, поскольку под собой я пока ещё ощущаю поверхность. Но ещё какие-то десять шагов вперёд, и слабонервным – не смотреть! Это и в самом деле страшно! Но это завораживает!
Все трудней дышать, в жилах кровь кипит.
Пусть на миг замрет душа, бездна пусть решит:
Отпустить ли домой или…
Только вот «или» для меня быть не должно! В принципе! Я ловлю последние мгновения тишины, а своим взглядом солнечные блики на стеклах моих очков и… И силуэт девушки прямо перед собой. Девушки, стоящей на крыше двенадцатиэтажного дома. Суицидницы. «Девушку-дайвера» (на профессиональном сленге), которую я, как спасатель и психолог, обязан спустить вниз. По лестнице. Живую и невредимую.
А потом… потом я ещё раз поднимусь сюда. Один, обутый в свои неизменные кроссовки. Посмотрю вниз и попрощаюсь с Бездной. Вопрос один: надолго ли?
В рассказе использован текст песни
Маргариты Пушкиной «Зов бездны».
Ночь Святого Иоанна
Глава 1
Дикий крик, полный нечеловеческой, предсмертной боли, разбудил меня прямо посреди ночи. Выглянув в окно, я задрожал всем телом, осознавая, как сильно влип. Возбуждённая предстоящей «потехой», толпа парижан вынесла топорами двери таверны, на втором этаже которой я ночевал, и устремилась внутрь, терзаемая жаждой крови.
Я прожил на этом свете достаточно, чтобы понять, что происходит. А происходило самое обыкновенное для Парижа дело. Время от времени, ночной порой, на улицах появлялись толпы фанатиков, (неважно, католики то были или гугеноты), жаждущих очищения своего прекрасного города от засилья сил зла. Великого очищения сталью и огнём, в ходе которого улицы обильно обагряются кровью как намеченных на заклание жертв, так и абсолютно непричастных.
Я слышал, как трещали ступени лестницы под тяжестью множества башмаков, и метался по своей комнате