людей, то проблема перенаселения стала острым и актуальным вопросом во внутренней политике государства. Медики, правда, говорят, что до полного бессмертия еще далеко. 100 % результат успешного пересаживания сознания они могут гарантировать лишь при первой пересадке. Последующие пересадки увеличивают шанс отторжения сознания каждый раз на 20 %. То есть, грубо говоря, вторая пересадка уже обещает 80 % успешного исхода операции, третья – 60 %, четвертая – 40%, ну, а шестую пересадку не пережил пока никто.
Наконец, мы останавливается возле дверей, отмеченных табличкой: 8. Заходим в нее и видим длинные ряды капсул, внешне практически не отличающиеся от тех, которые мы используем для выхода в виртуальную реальность. Подходим к крайнему справа, и в небольшом стеклянном окошке я вижу бледное, обескровленное лицо Эдарда. Его глаза закрыты, а лицо спокойно и безмятежно, как будто он спит.
– Если Вы не найдете денег в течение недели, то придется отключить капсулу, – продолжает доктор. – К тому времени его мозг окончательно самоуничтожится.
Я лишь растерянно киваю, рассматривая родное лицо брата.
Творец, ну, как же так? Только вчера я была счастлива: у меня были родители, был брат, была работа, была учеба в Академии. А что сейчас?! Родители погибли, брат медленно умирает в криокапсуле, учеба летит к черту, потому, что я просто не смогу на свою нищенскую зарплату продавца наскрести денег на оплату обучения!
– Давайте я провожу Вас к Вашим родителям, – спокойно произносит врач и подталкивает меня к выходу. Я лишь безучастно следую за ним, лишь сейчас начиная сознавать, что я осталась абсолютна одна. Нет больше родителей, которые могли бы решить проблему. Нет больше никого, кто мог бы помочь.
Мы продолжаем идти по коридору, пока не возвращаемся на площадку к лифтам. Врач нажимает на какую-то цифру и лифт в течение пары секунд спускает нас вниз.
И опять длинные, мрачные коридоры, покрашенные все в тот же белый цвет. Невольно съеживаюсь, ощущая сильный холод. У меня даже возникает ощущение, что стоит мне дыхнуть и изо рта у меня вырвется пар, но, наверное, это всего лишь моя больная фантазия.
Наконец, продолжая поддерживать гнетущее молчание, доходим до широких двустворчатых дверей.
Врач раскрывает двери, и мы входим в просторное, пустое помещение. Сразу обращаю внимание на то, что на стене напротив виднеются множество ячеек. Врач же, не обращая внимания на противоположную стену, разворачивается направо и подходит к небольшому металлическому терминалу. Не успевает он задеть ладонями экран терминала, как напротив нас проецируется изображение молодого мужчины в белом халате.
– Приветствую вас, Марциус Клирр.
– Здравствуй, Отт. Со мной пришла дочь Ольховских, да-да, те жертвы автокатастрофы, поступившие сегодня. Ей бы попрощаться с ними.
– Пару минут, – кивает он и разворачивается к ячейкам. Подойдя к крайней ячейке слева во втором ряду снизу, он открывает ее. Запускает руку внутрь и вытаскивает полку с лежащим на нем голым телом. Подхожу