общего с сим-картой.
– Я не знаю! Сделай что-нибудь! – прорыдала я. – Взломай страницы, пошли в лес, пригрози разборками! Мне страшно и мерзко, понимаешь?! Я боюсь выйти утром из дома, прячусь за спиной соседей – вдруг этим мразям заплатили за кислоту мне в лицо?!
Глаза велики не только у страха. У отчаяния они просто лезут из орбит. Конечно, я всерьёз не рассматривала вариант, в котором кто-то из хейтеров нападёт в реале, но после первой волны троллинга я столкнулась с мерзким чувством уязвимости. Казалось, что меня сейчас оскорбит любой прохожий, а я не смогу ему ответить. Или расплачусь, или потеряю дар речи. Поэтому чувствовала себя лучше, когда рядом был кто-то из знакомых.
– Лена, глупышка моя. – Новак стал на колени передо мной и сжал ладони, глядя в заплаканные глаза. – Я могу это сделать и сделаю ради тебя, но пойми: мои слова их не напугают и даже не заденут. Эти люди не желают тебе зла. Они даже не думают о том, насколько сильно тебя обидели, и не жаждут твоих истерик и срывов. Им заплатили за определённый копипаст негативного характера. Если завтра на бирже сервиса рекламы появится задание воспеть тебе оду, этот же человек накатает опус в стихах на твое имя, заберёт свою оплату и уйдет в закат, так и не сообразив, что совсем недавно полил тебя грязью. Этим людям всё равно!
– Не правда! Если им все равно, они не стали бы…
– Леночка, вспомни, что тебе ответили инста-хейтеры? Они вообще не поняли, кто ты, и почему им написала! И это не метод страуса спрятать голову в песок, чтобы избежать разборок. Они выполняют в день сотни заданий, кого-то хвалят, кого-то нет. Никто тебя не запомнил!
Умом я понимала, что Костя прав, а сознание и уязвлённое самолюбие не хотели ничего понимать.
– Я сейчас зайду со своей страницы и выскажусь. Пусть погонщик этих ослов видит, что твоя страница охраняется великим и могучим Mefisto! А ты пока отыщи мою футболку и тапочки.
– Что? – тупо переспросила я, шмыгая носом.
– Я останусь ночевать. Твоя мама очень переживает, что ты ходишь как в воду опущенная. Поэтому разрешила мне остаться.
– О! – выдохнула я, смущаясь.
– Да не делай такие глаза. У тебя мировая мама. Всё понимает.
Похоже, Новаку удалось меня отвлечь. Я кивнула и вытерла слезы.
– Она родила меня в семнадцать лет. Только школу окончила, все мечты об учебе и перспективах лопнули. У отца на тот момент была другая семья. Когда же он, наконец, развелся и пришел снова делать ей предложение, она успела вкусить свободу. У нее была любимая работа и красавица-дочь. Однажды мама сказала, что не позволит моей молодости пройти за семью замками запретов…
– Она замечательная. Моя же любит только себя. Фитнес, магазины, путешествия. Мы не близки.
Я обняла Костю и прижалась к его широкой груди. Ждала, когда отголоски гадких реплик стихнут, и во всём теле проснётся дрожь желания. Увы, в этот раз отчего-то не сработали ни его сексапильность, ни тепло тела, ни стремление заставить меня ощутить себя за каменной стеной.