и пытаюсь разгадать. И, когда телефон, наконец, замолкает, резко встаю.
Удалю его номер и заблокирую. Чтобы больше не тревожил.
Яростно роюсь в боковом кармане и не могу поймать трубку, будто не хочет она лишиться важного. А я не могу. Мне нужно это.
Палец замирает над кнопкой «удалить». А вдруг я ошиблась? И стоит телефону завибрировать снова, я швыряю его в стену.
Темный пластик разлетается на мелкие части. Корпус скользит прямо мне под ноги и замирает разорванным нутром кверху. Все. Нет больше прошлой жизни. А боль пройдет. Я знаю. Как прошла она после насилия…
Встаю так резко, что на миг темнеет в глазах. Из комнаты выходит еще одна дверь – нахожу там роскошную ванну на постаменте. Но уже не удивляюсь, и меня это не радует. В сердце бы дыру залатать, не до комфорта сейчас.
Фаянс умывальника белоснежный. Холодный. Скользкий. Умываюсь холодной водой и слышу в голове голос Марка:
«Дай мне объясниться»…
А потом вижу прищуренный взгляд тирана, когда нашла документы на балконе. Помню крепкие руки, что тащат меня через зал, а затем грозный голос… Помню лес и магическую привязку кольца, когда по одному желанию Марк протаскивал меня по земле к своим ногам. Даже искать меня не нужно было. Щелкнул пальцем, и вот я – приползла на карачках. Помню пощечину за то, что сбежала. Помню Даню, что кричал, разрывая мне сердце, а муж шантажировал здоровьем ребенка и заставлял меня раскрыться… Хотя. Я. Не. Представляла. Как! А еще подвал. Я все помню. И забыть не могу. Оно будто гнойник – рвануло.
Пусть некоторые вещи Марк объяснил мне позже, когда Марина нас вытащила из деревни. Сказал, что подстроил все – даже гопников в переходе, но это его не оправдывает. Да, и Данька получил хорошенькую сумму за актерскую игру. И остальные моменты Вольный усугублял и пережимал, чтобы вывести меня на нужной силы эмоции. Но разве это человечно? Разве можно после этого любить и притворяться, что ничего не было? Я мучилась, плакала, когда он не приходил в себя после пожара и искренне любила его таким какой есть. А он стер это. Значит, остальное еще страшней, чем то, что осталось. Марк пользовался мною. Стоило узнать, что раскрываюсь я лучше от совершенно других эмоций, а точнее – от секса, он стал давить на больное: на мою любовь к нему. Пользовался и вытирал ноги, брал свое и мучил, мучил, мучил… Не отступил от задания и поплатился. Блок в моей голове был мощнее, чем Вольный думал.
Вздрагиваю, когда вижу перед глазами его сломанное тело и черную юшку из носа.
И сейчас будто снова переживаю эти моменты. Становится так плохо, что я не могу больше дышать. Умываюсь, растираю щеки, губы, веки и смываю остатки его прикосновений. И запах, который въелся в каждую клетку моей кожи. Запах Марка. Любимый и ненавистный.
Заношу кулак, чтобы вмазать в зеркало и размозжить это отвратительное отражение. Медные волосы свесились по бокам и прикрыли уши. Губы припухшие от поцелуев, а в глазах ярость и отчаяние.
Как взять себя в руки?
Заставляю себя вывалиться из комнаты, затем