саар. – Она была уверена, что сможет оставить тебе хотя бы одно воспоминание.
Мир начал темнеть по краям, крики поблекли до шепота. Я упала лицом на снег.
Я лежу на кровати, беременная, с огромным животом. Простыни мокрые. Я сжимаюсь, и на меня накатывает тошнота. Орма стоит на другом конце комнаты в пятне солнечного света, смотрит из окна в пустоту. Он не слушает. Я извиваюсь от нетерпения: у меня осталось мало времени.
– Я хочу, чтобы этот ребенок знал тебя, – говорю я.
– Меня не интересует твое отродье, – отвечает он, изучая свои ногти. – И с твоим жалким мужем после твоей смерти поддерживать контакты я не буду.
Я плачу, не могу остановиться, но стыжусь, что он увидит, как рушится мой самоконтроль. Он сглатывает, и его губы кривятся, словно желчь подкатывается к его рту. В его глазах я чудовищна, я знаю, но я люблю его. Это может быть наш последний шанс поговорить.
– Я оставлю ребенку несколько воспоминаний, – говорю я.
Орма наконец смотрит на меня, его темные глаза далеки.
– Ты можешь это сделать?
Я точно не знаю, и у меня нет сил обсуждать это. Я пытаюсь пошевелиться под простынями, чтобы облегчить режущую боль внизу живота. И говорю:
– Я собираюсь оставить своему ребенку воспоминание-жемчужину.
Орма почесывает худощавую шею.
– Как я понимаю, жемчужина будет содержать воспоминания обо мне. Поэтому ты мне об этом рассказываешь. Что их высвободит?
– Взгляд на твой настоящий облик, – говорю я, тяжело дыша, потому что боль только нарастает.
Он фыркает, словно лошадь.
– При каких таких обстоятельствах ребенок увидит меня в моем естественном облике?
– Тебе решать, когда будешь готов признать, что ты дядя дитя. – Я резко втягиваю воздух, когда невыносимая боль пронизывает мой живот. Времени едва хватит на создание жемчужины воспоминаний. Я даже не уверена, что у меня хватит сил, чтобы достаточно сосредоточиться. Я говорю Орме так спокойно, как только могу:
– Позови Клода. Сейчас. Пожалуйста.
Прости меня, дитя, за эту боль. Нет времени приглушить ее.
Мои глаза распахнулись, боль пронзила голову. Я лежала на руках Маурицио, словно ребенок. Старый Карал, в нескольких шагах от нас, танцевал странную джигу на снегу. Рыцарь нашел древко оружия и махал им перед драконом, отгоняя его прочь. Существо отошло на другую сторону площади к своим братьям.
Нет, не существо. Он. Это был Орма, мой…
Я даже не могла об этом думать.
Озабоченное лицо Маурицио то появлялось, то исчезало из поля моего зрения. Прежде чем провалиться в сон, я умудрилась произнести:
– Дом Домбег, рядом со Святой Фионнуалой.
Я пришла в себя, только когда Маурицио передал меня в руки отца. Папа помог мне подняться наверх, и я упала на кровать.
Пока я то приходила в себя, то теряла сознание, я слышала, как отец орет на кого-то. Когда я очнулась, Орма сидел рядом со мной и говорил, словно уже считал