меня, между прочим, на лбу не написано, что я феминистка! Но я всегда смотрю на неё и думаю, что если бы она знала, то сделала бы что-нибудь ужасное. Плюнула или зажала нос.
– Это какая-то одна и та же кассирша?
– …Нет, кассирша вообще.
– И с чего ей зажимать нос? Вы считаете, что от вас плохо пахнет?
– Нет! Я так не считаю! Но если кто-нибудь захочет дать мне понять, что от меня воняет, ему совершенно не обязательно вонь почувствовать!
– Но почему кому-то должно захотеться именно этого?
– Наверное, есть во мне что-то такое, располагающее. Потенциальная вонючесть, образно говоря.
– Образное мышление – прямая дорога к шизофрении.
Нужно было выбирать психиатрию.
Вслед за Мусей пожаловал Нестор.
Представился он при первой встрече так: «Меня зовут Нестор». И после паузы, со значением: «Как Махно».
Я предположил, что по этому поводу мы и будем лечиться. Мало ли на свете было Несторов: Нестор-летописец, Нестор царь Пилоса, Нестор Кукольник – чем плох Нестор Кукольник? – или хотя бы Нестор Петрович из «Большой перемены». Знаменательный выбор Нестора Махно сулил долгие изматывающие часы разговоров ни о чём: природе власти, текущей политике нашего государства и сопредельных стран. Но всё оказалось гораздо хуже.
Представившись, он не спеша показал мне удостоверение и разулыбался.
– Ну и что будем с вами делать? Разоблачать или перевоспитывать?
Они долго ломали головы, решая, какое дать название своей организации. Им не хотелось иметь что-либо общее с параллельными госструктурами и не хотелось быть обвинёнными в рабском копировании западного опыта. Им, например, очень нравилось слово бюро, но от него отказались – так же как от слов комитет и служба, которые не нравились совсем. (Это в духе неофитов: придавать такое значение вывеске, не понимая, что людям со стороны безразлично, как будет называться организация, усвоившая все функции и пороки спецслужб.)
Организаторы ещё немного поскрипели мозгами, и на свет явился Демократический Контроль.
Проклятый пакт от двадцать третьего августа! До него они были вынуждены бо́льшую часть времени и энергии тратить на вражду с государством. Урегулирование дало им возможность всерьёз взяться за граждан. На заводы они, разумеется, не пошли – а кто пошёл, написал истерические манифесты о непригодности родного народа к демократии, – но интеллигенция оказалась в их полной власти.
На гуманитарных факультетах царит атмосфера ментального насилия. В либеральных СМИ дисциплина как в тюрьме. Работников бюджетной сферы, после того как те возвращаются с полупринудительных митингов в поддержку власти, вынуждают рассказывать в соцсетях, насколько эти митинги были принудительны. Если оружие госструктур – клевета, увольнение и Уголовный кодекс, оружие Демократического Контроля – клевета, бойкот и травля. В другой жизни мы думали, что страшно – это когда людей убивают на улицах или увозят на чёрных машинах в ночь и неизвестность. Страшно – это когда тебе с улыбкой