в его кабинет доведенные до белого каления оперативники, она даже слова не проронила. Так что гнев оперативников понять можно. Облава, которую полмесяца готовили, провалилась с оглушительным треском. Вместо двадцати несовершеннолетних наркоманов, которых с нетерпением поджидали зарешеченные «уазики», – одна единственная малолетка, у которой ни понюшки кокаина, ни дозы «кислоты», ни единой сигареты с марихуаной. Она даже не под кайфом! Но что самое паскудное – молчит, как молодогвардеец на допросе. Глазищи прячет и молчит. За сорок минут он так и не узнал ни имени ее, ни фамилии, не говоря уж об именах и фамилиях дружков. Ну что ж, посмотрим, что маленькая дрянь скажет на это:
– Послушай, как тебя там… Зоя Космодемьянская, я устал и хочу спать. И мне ничего не мешает отправить тебя до утра в камеру и спокойно уснуть.
– Ну и отправляйте, – буркнула Эля, еще крепче стискивая руки, – я буду говорить только в присутствии моего адвоката!
– Да ты что? Книжек начиталась? Какой адвокат?! Я тебя могу 48 часов держать без суда и следствия.
– Я несовершеннолетняя!
– Откуда я знаю? Ты мне пока ни имени, ни фамилии не сказала. Ни сколько тебе лет… Молчишь? Ладно, попробуем по-другому. Раздевайся.
– Ч-чего? – сердце Эли провалилось куда-то в низ живота. Она подняла глаза и, встретив холодный взгляд капитана, поняла, что шутки кончились. Если она не скажет… Но ведь она не может сказать! Отец из нее котлету сделает… И даже если она назовет себя, то других никогда! Эля Челнокова не предатель!
– Раздевайся! – рявкнул капитан, пристально наблюдая, как наполняются слезами зеленые глаза, как первые капли, смешавшись с тушью, чертят на бледных щеках синие дорожки. – Тебя до сих пор не обыскивали по-настоящему. Все будет зафиксировано камерой. Раздевайся.
Нет, Александр Федорович Нальчиков не был педофилом. Подобный стриптиз не доставлял ему никакого удовольствия. Тем более в исполнении худосочной девицы, у которой ни тут ни там – и вообще одни кости. Ему нужно было ее сломать. Сломать и заставить дать показания на содержателя притона Леху-Паука. Поэтому, прикурив и выпустив кольцо дыма прямо в лицо девушки, превратившееся в клоунскую маску, он со скучающим видом добавил:
– А когда я кончу… с обыском, попрошу тебя еще раз рассказать все, что ты знаешь об Алексее Ивановиче Малютине – о Лехе-Пауке. Подробно. Если снова откажешься, плюну и отправлю в камеру. К уголовникам. Их там сегодня девять человек. Посмотрим, много ли от тебя к утру останется.
– В-вы не имеете… – стиснувший горло спазм не позволил Эле продолжить, но Нальчиков все прекрасно понял и так.
– Права не имею? Понятное дело, не имею. Я много чего не имею: приличной зарплаты, нормального отдыха, восьмичасового рабочего дня… Поэтому не нужно меня злить. Или я отправлю тебя в камеру к уркам не на восемь, а на все сорок восемь часов! Некогда мне с тобой лясы точить! Раздевайся, шалава! Или предпочитаешь, чтобы я сам это сделал?
Несколько бесконечно