но коллективным влиянием на него поэтов прошлого, грядущего, стихотворцев, окружающих нашего поэта, и людей, которые о поэзии в себе даже не подозревают, совершая поступки по степени своего безумства, тонкости или смелости доступные лишь истинным поэтам.
Стихи – многогранны, многослойны, сложны, причем даже те, что написаны нарочито простым языком. С этими вообще все непросто. Начнешь, бывало, разбирать такие стихи, и вот они – играющие в прятки с поэтами настоящего; поэты прошлого высовываются из-за строк. Чур-чура нас до утра.
– Кто сказал, что поэту для того, чтобы писать стихи, нужно какое-то горе или несчастье? – удивляется в своем интервью телевидению Борис Рыжий. – Настоящая трагедия поэта как раз в том, что он не может не писать в рифму. Был бы нормальным человеком – писал бы прозу, а тут… величайшее несчастье – этот дар. И зачем тут что-то другое?
Более чем уверена, что многие взявшие в руки эту книгу читатели будут удивляться, почему я пишу о Лиле Брик, Крученых или Есенине. Вот потому и пишу, что для того, чтобы понимать современную поэзию, необходимо учитывать тех, кто оказывал влияние на этих самых поэтов. Живя в Питере, мы, желая этого или нет, постоянно сталкиваемся с призраками тех, кто был здесь до нас. «Петербургский текст – это безумие», – сказал Андрей Битов на вручении премии им. Николая Гоголя в музее современного искусства «Эрарта» в 2010 году. Московский мистический текст – это «Мастер и Маргарита», крымский – это живущий по сей день в Коктебеле дух Волошина… Кавказ давным-давно пленен Лермонтовым. Мы в сетях поэтов и писателей, мы персонажи в чьей-то пишущейся нашей кровью и нашей радостью истории. Мы листья на Мировом Древе: подует ветер – и нет нас… Или наоборот: прилетит ветер, сорвутся листья и закружатся в воздухе, создавая ослепительную радужную арку, которая выгнется однажды надежным щитом над землей, не позволяя никаким пришлым бедам обрушиться на наших детей. И еще. Даже уйдя из времени настоящего, мы все же продолжим нашептывать, наговаривать, диктовать тем, кто останется жить после нас.
Мы любим эту жизнь, даже если она и не отвечает нам взаимностью. Мы любим писать и живы, пока у нас есть возможность творить. А следовательно, мы бессмертны!
На крыльях гарпии
В альманахе НФ в конце 60-х годов появилась короткая фантастическая повесть Георгия Гуревича «Крылья гарпии». Прочитал ее Андрей Балабуха и был так обрадован и поражен, что сразу же написал восторженное письмо автору.
«Дорогой Георгий Георгиевич! – писал молодой тогда Балабуха. – Как здорово, что вы фантаст старшего поколения, выросший на фантастике ближнего прицела, в развитие которой вы внесли огромный вклад. Как замечательно, что вдруг вы пишете вещь совершенно в другом стиле! Насколько, оказывается, вы способны расти и меняться вместе со временем. Это же фантастика совершеннейшая!!!».
На что Гуревич ответил неожиданным горестным письмом:
«Что вы, Андрей, это же когда-то была моя первая повесть».
То