Владимир Колотенко

Дайте мне имя, или Прикованные к тени


Скачать книгу

мести. Око за око – не мое кредо. Зуб за зуб – не мой девиз. Я бываю суров, но суровость эта всем только на пользу. Я всегда защищен добром. Злорадствуя, меня могут обозвать скопцом или евнухом. Хм! Я живу простой, очень простой жизнью: утро, день, вечер… Мне нравятся ночи, длинные черные восточные звездные ночи, когда, кажется, сам Бог слетает с небес на землю, и ты во всем поднебесном мире чувствуешь Его святое дыхание. А какие здесь звезды! Они вчетверо, впятеро! больше и ярче всех звезд мира! Я не привередлив. Завтракаю чем попало, а ужинаю чем придется. Вдруг оказалось, что я – гурман. Жаренные мозги барана или заливные язычки канареек, или там тушеные в сметане почки я просто терпеть не могу. Мне достаточно одного апельсина, два-три граната, горсточки спелых смокв… Вегетарианец и сыроед. Потому и здоров. Я так прост, что это ставит в тупик даже самых близких мне людей. Моя простота шокирует Рию. Нельзя сказать, что я беден. Я живу в мире уравновешенной, свободной от крайностей расчетливости, откровенно богат на добро, и эта бессребреническая жизнь мне по душе. Случается, я живу впроголодь. Кому-то может показаться, что я бесприютный бродяга, скиталец… В самом деле: да! Путешествия – моя слабость. Меня вряд ли кто-либо видел угрюмым. Выражение лица бывает скорее задумчивым, чем опечаленным, скорее меланхоличным, чем унылым. Лишь иногда мое лицо озаряет улыбка, с которой прощают самые дерзкие проступки людей. Но держится она недолго, поскольку то и дело приходится заставлять себя заниматься невеселыми земными делами, разрушать, исцелять, что-то строить… Тут не разулыбаешься. Но она чарует каждого, кто видит ее. Иногда я пою, хотя Бог не дал мне ни голоса, ни слуха. Мне не нужно признаваться ни в чем таком, что могло бы заставить людей содрогнуться. Я не помню за собой ничего дурного, ничего такого, что заставило бы меня краснеть, дорожу чистотой своего имени и не запятнаю его чего бы мне это ни стоило. Люблю цветы, лилии, их торжественные белые одежды, розы, их величественный грозный пурпур. Нельзя сказать, что я добр, но бесспорно я бесконечно надежен. От меня не исходит никакой угрозы. Это – главное. Я вообще жаден до всего совершенного.

      Я пророк. Раз я сказал: «Горе тебе, Иерусалим!» – жди горя. Раз я сказал: «И тебе горе…» – жди! Раньше или позже оно придет. Может быть, во всем своем помпезно-разрушительном великолепии, как рев раненого зверя, а может, тихо, как тать.

      Я не жалею о том, что ушло безвозвратно и рассыпалось блистающим бисером на безбрежных берегах моей памяти, но мне бесконечно жаль тех натужных усилий, что истрачены зря в поисках света. Тем не менее жизнь мне нравится. Я не ненавижу, я только сожалею о том, что ненависть не в состоянии завладеть мною безраздельно, от края до края. Я привык ежедневно упражняться в добродетели и добился, на мой взгляд, основательных успехов. Да, преуспел я во многом. И люди, видя, как на лбу у меня выступает пот от желания помочь им, идут ко мне с открытой душой. И тогда не жаль ни себя, ни времени, ни усилий и трат, с которыми я день за днем твержу