все это, думал я. С чего вдруг Ван Холл не послал следующего? Вернее, следующую. Сирень. Дрюпина он пожалеет, все-таки технический гений, а Сирень отправит, ее не жалко.
Сирень, Дрюпин, я. Проект «Пчелиный Волк». Проникновение в Страну Мечты и взятие оной по контроль. С лицензией на убийство.
Сообщаю для тех, кто про меня еще не знает.
– Человека не сбрасывали, – повторил Перец.
Да уж… Ван Холл почему-то никого к нам не отправлял. Медлил что-то.
– А может, они самоходом пробрались? – предположил я. – Под покровом ночи? Есть же несколько мест, где можно проникнуть, ты сам говорил…
Перец промолчал, а я развил мысль:
– Пробрались и уже крадутся, вооруженные до зубов.
– Никто к нам не крадется, – оборвал Перец. – И вообще, пора заняться делом. Правда, Доминикус?
Доминикус промолчал.
– Надо начинать. – Перец вдруг зевнул и повернулся на бок. – У меня намечен план… Для начала разберемся с тобой. Надо тебя излечить. Завтра… Ну да, завтра и займемся излечением, звезды благоприятствуют. Ладно, спокойной ночи, прекрасных снов. Доминикус, золотце, правую ногу ломит нестерпимо, а у тебя сегодня изумительная энергетика. Согрей же мои конечности своим горячим телом!
Перец дебильно хохотнул. Даже не дебильно – психоидно.
Он меня пугал в последнее время. Беспокоил. Он изменился. Причем здорово. Не тот уже был Перец, что раньше. Даже не тот, что полгода назад. Раньше я его понимал, а теперь… Бешенство в нем какое-то образовалось. Это не было видно, но я чувствовал – кипит у него внутри что-то. Дикое, страшное, непонятное.
Честно говоря…
Честно говоря, я начал серьезно подозревать, что Перец свихнулся. По-настоящему. Я немного знаком с психологией, и теоретически, и практически. И я видел: шутовство и ярость, бесстрашие и крайняя мелочность, сарказм ядовитый и бесконечный, великодушие, мелкота – все в одном человеке. И все – на протяжении буквально нескольких минут, как в калейдоскопе.
Такие вещи опасны. Чрезвычайно опасны. Шизофрения. Нет, вряд ли Перец был уже законченным шизиком, но первые шаги на сем славном пути он уже явно сделал. Иван Грозный… Я вдруг вспомнил, что Иван Грозный был точно таким: с утра истово молился, затем завтракал, затем шел в застенок. С утра Казань брал, а днем какого-нибудь там Басманова в медвежью шубу зашивал и волкодавами его, волкодавами. Вечером же раскаяние, и давай себя плеткой стегать… Сказки любил очень. Не знаю, ковырялся ли в ногтях, но сказки любил.
Перец изменился. Не знаю, из-за чего. Из-за всего, наверное. Из-за Ван Холла, из-за Лары.
Все сложно и все просто, это да.
И вообще – что можно ожидать от человека, которого пытались скормить анакондам? Вряд ли бы он вырос Дедом Морозом.
Но и Ивана Грозного мне в начальниках лицезреть не улыбалось. Еще не хватало!
Психи, кругом психи. И медведи. Хоть в Намибию беги. Перец… Раньше я его понимал и не боялся. Сейчас я не мог сказать ни того, ни другого.
Доминикус замурчал и сверкнул на меня злодейским глазом. Будто мысли мои услышал.
Я