страсти
Понедельник. Будний, трудный, холодный днище бабьего лета ещё не начался, но солнце уже выставило в окно обманчивое яркое, но холодное приглашение поработать.
На самом деле было не так плохо, как показывала природа очевидными фактами – погодой и температурой. Если присмотреться к деталям, было достаточно оптимистично: листья – вертолетики с ветром летели вверх. Какие – то листья падают, какие – то взлетают. Лужи? Еще Лев Толстой говорил: «Один видит в луже только лужу, а другой, глядя в лужу, видит звезды». А зачем смотреть в лужу? Надо смотреть сразу на звезды. Но до звезд в деловой суматохе еще надо было дожить, заслужить их.
Дела в осенней, постдымной Москве снова шли своим ходом – оклемались, кое – кто начал уже и про жару вспоминать с тоской. Стокгольмский синдром, не иначе.
Прошло больше года с той самой рабоче – развлекательной прибалтийской поездки, когда дрим – тим «РосПиара» раскручивал электростанцию. Все это было одновременно так давно и так недавно. Любое приятное событие остается в памяти навсегда, навечно, обретает вневременную сущность во впечатленном им сознании. Воскрешение приятностей обычно происходит наедине и в холодное время года – поздней осенью, зимой. Или в дождь. Вечером. Хочется принять в такие моменты на грудь, но этого делать нельзя, иначе придется уже сосредотачиваться на других мыслях. И утро будет недобрым.
Пасмурный день не мог отвлечь Геннадия Петровича от важных рабочих дел. В этом он чувствовал свое превосходство над остальными: «Пока все скучают без солнца под дождем, я действую по плану». Тем более вечер накануне был тверезым, несмотря на холод.
Геннадий вышел из дома и оказался через секунды, благо запарковался вчера удачно, во втором своём доме – в своей машине. Нашел на радио – шкале любимую станцию, привычную станцию. Но вспомнил – на привычной частоте уже нет знакомого голоса, он переехал на пару делений «ниже»: «Зато каждый день! А не только вторник, среда, четверг». Геннадий долго не мог понять: частота та же, голос – другой. «Неужели опять улетела вольная птица? – Геннадий Петрович ругнул про себя Владимира Соловьева. – Надо будет к нему в Твиттер заглянуть, там сейчас все новости». Включил опять диск, нечто электронно – умцкающее, подарок коллег на день рождения. «Бодренько! …Так, а это у нас что?» – Геннадий заметил через две машины сзади синие вспышки под лобовым стеклом: красный глазок – вспышка, еще красный глазок – вспышка. «Фоткают, гады! Кого – кого – меня, больше некого. Не друг друга же!»
Серый «Хёндай» не отставал уже пять перекрёстков. Геннадий различил на длинной антенне очень грязную, видимо, не снимавшуюся с прошлогоднего 9 мая георгиевскую ленточку. «Следят?», – страха не было. Геннадий вспомнил наставление инструктора по экстремальному вождению: «Если за тобой погоня, а ты – непрофессионал, даже не пытайся оторваться». Геннадий Петрович не был бы Геннадием Петровичем, если бы не попёр против правил. «Попробуем! – и уверенно нажал на газ. – Как там Боярский пел – «Если тигров боюсь я – говорю себе «хоп!» и в клетку вхожу».
Газу!
«Вроде