В школе его не любили, и, разумеется, не могли упустить такой шанс испортить ему жизнь. Ребята, давайте жить дружно, так будет меньше проблем.
Ещё один мелкий паршивец, на этот раз из седьмого-восьмого класса.
– Эй, ваххабитка!
Он страдает по поводу своего низкого роста. И в самом деле, он был мне только до пояса, хотя я сама была росту обычного – примерно метр семьдесят. Я нарочно приставила ладонь ко лбу и вертелась во все стороны, словно искала что-то и не могла увидеть.
– Мне кажется, что-то пропищало. Что-то мелкое и противное!
Потом я встала перед ним и всплеснула руками:
– А, вот оно что! Слышь, мелочь пузатая, ты чего тут в школе забыл? Тебе надо в детский садик – кашку кушать, в погремушки играть, и не пора ли тебе на горшок?
Школяры немедленно заржали. Вот они какие, твои друзья-насмешники. Тот не знал, куда девать себя от унижения.
– Смотри, в штаны не написай!
Контрольный выстрел – он всё-таки убежал с громким рёвом. Любишь издеваться – люби и когда над тобой издеваются. Тебе неприятно, а разве человеку, над которым ты куражишься, от этого приятно? Но суть даже не в этом. Зубоскал изначально плевать хотел на чувства своей жертвы. Просто человек может решить, что не будет это безропотно терпеть и постарается ответить. Хочешь снова посмеяться над моим платком? Вперёд! Я могу придумать ещё больше унизительных шуток про низкий рост. Да и не только про рост. Он получил поучительный урок – если друзья любят смеяться над тем, как ты глумишься над людьми, они будут смеяться, когда будут глумиться и над тобой.
– Рахима! Это неэтично – смеяться над физическими недостатками! – выговаривала мне одноклассница, – что за муха тебя укусила?
Она права – меня укусила большущая такая муха, со здоровенными зубами и разбудила Зверя. Если раньше агрессия работала по типу дрессированной собаки – подавала голос, только когда ей это разрешали, то после загадочной болезни я получила дикого Зверя.
– Смеяться над религией – это крайне этично.
– Религия – опиум для народа.
– Да ладно? И крестик тоже для красоты носишь?
Честно говоря, я ненавидела Зверя, и Зверь тоже был крайне не доволен своим слабым вожаком и не желал мне подчиняться. На близких я не срывалась (пусть только попробует!) да и жил он по закону стаи, гласившем: на своих не рычать. Зато в школе, если я находилась в режиме «фонового раздражения», – всё-таки школа была для меня враждебной территорией – то, при попытках его подавить, становилось намного хуже и проявлялось это вспышками ярости. И ладно бы просто превратилась в злобную фурию, такова система – родители орут на детей, учителя – на учеников, ученики с упоением орут друг на друга, и от моих воплей вряд ли что-нибудь изменилось бы существенно. Но волк – не собака, лаять не будет, сразу в уязвимое место вцепится.
И снова я проходила мимо той старушки.