крепкими челюстями. Глаза стали пустыми, в них отражались нависшие ветви. Олег с трудом поднялся, морщась от боли в мышцах. Таргитай по своей тупости не ценит жизнь, этот молодой и здоровый парняга умрет при одной мысли, что надо поработать.
– Не давай погаснуть костру, – сказал Олег, уходя. – Кроме нас, никто ветку не подбросит.
Таргитай дожевал, бережно вытащил свирель. Приложил к губам, набрал в грудь воздуха, но вдруг за ближайшими деревьями заверещало так страшно, будто кого-то придавило деревом. Таргитай выпустил воздух, задумался: подниматься или погодить, а вскоре на поляну, пятясь, вывалился волхв. Брякнулся, упал на спину, перебежал на четвереньках к костру.
– Что стряслось? – поинтересовался Таргитай голосом умирающего лебедя. – Опять лягухи?
Трясущийся палец Олега дергался, попадая то в небо, то в землю, наконец волхв чуть не заплакал, кивнул в сторону ближайших деревьев. Там булькало, хлюпало, вонь накатывала густыми волнами. Олег присел на корточки, став похожим на крупного зайца, зажал ладонями уши и зажмурился.
– Что там? – повторил Таргитай. – Удирал от простых жаб, а попал к их деду?
Олег закивал так истово, что стукнулся лбом о землю. Таргитай замедленно перевернулся на брюхо. От костра идет тепло, сжигает гнилостный запах. За деревьями же сырь, грязь, пахнет слизью. Но волхв так причитал и трясся, что Таргитай пересилил себя, поднялся.
Дальние края Болота исчезали в волнах желтого тумана. Между широкими, плавающими по воде листьями вскипали бурунчики, лопались бульбашки, распространяя гадостный запах. Мелькнула худая желтая рука с длинными когтями, похожая на осклизлую ветку. Судорожно запрыгали, погружаясь в воду, толстые листья и крупные белые цветы.
По Болоту плыла грязная желто-серая голова, облепленная ряской и тиной. Застыла, неотличимая от болотной кочки, медленно двинулась, почти не тревожа неподвижную воду, к торчащему выворотню. Лягушки не шелохнулись, как вмороженные в листы кувшинок, а упырь добрался до выворотня, полез – толстобрюхий, с блестящей скользкой кожей. Вислый живот поднимался и шлепался о мокрое дерево, тонкие кривые ноги с перепонками подрагивали, он цеплялся за корни тонкими паучьими лапами. Упырь казался огромным горбатым слизнем, лишь глаза были как у лягухи: выпяченные, немигающие.
По Болоту повсюду выныривали голые, как колено, головы. Уже не прячась, потянулись к одинокому выворотню. Листья кувшинок начали раскачиваться, лягушки шумно прыгали в воду. Один упырь, нащупав под водой лежащий на дне ствол, вскарабкался, пошел к выворотню, высунувшись до пояса. Донный ил и грязь поднялись наверх, вода помутнела.
Послышались крадущиеся шаги. Таргитай пригнулся, пряча голову от удара, а другой рукой выдернул секиру из ременной петли.
– Это я… – сказал Олег торопливо. – Они еще там?
– Заскучал по родне? А с виду такие разные…
– Тарх, что они там делают?
– Твою шкуру делят. И обереги.
Олег выглянул из-за плеча Таргитая. Он дышал шумно, будто пробежал пару верст, его кудрявая бороденка щекотала