знаю, как в Голландии, но в Бельгии не больше семи процентов, – как-то сухо, глядя при этом не на нас, а в окно, ответила женщина. – Приблизительно.
Мне показалось, что она солгала насчет того, что ей неизвестен процент уцелевших в Голландии. Скорее всего, она не хотела заранее окончательно расстраивать Дрику, переложила ответственность на нее саму – мол, доедет и узнает. Да здесь и догадаться можно: у нас за спиной половина Европы осталась. Живых людей почти что и не видели, в Америке такое разве что в Калифорнии да в районе Нью-Йорка.
– Заполните анкету на тех, кого вы разыскиваете. – Женщина придвинула Дрике два распечатанных листа и карандаш. – Оставите здесь, завтра мы сможем вам точно сказать, числится ли разыскиваемое вами лицо в какой-то из баз данных, на живых ли или на погибших.
Голос звучал как запись, никаких эмоций. Настолько никаких, что я понял: каждое слово из уже в который раз произносимой речи ее ранит. Семь процентов осталось. Девяносто три процента или погибло, или ходит по земле в виде неживых разлагающихся тварей. Сколько среди них ее близких? Кто погиб у нее? Муж? Дети? Родители? Все, кого она знала?
Разговор смялся и смолк. Дрика тщательно заполнила анкету из множества пунктов, в которых перечислялись все возможные зацепки для опознания, перечитала внимательно и отодвинула по столу от себя.
– Завтра с утра можете заходить, – сказала женщина, положив листочки в стопку таких же. – Мы в девять утра открываемся. Желаю удачи.
Мы опять оказались на улице. Пожертвовали шесть патронов за две маленькие пластиковые бутылки минеральной воды, которые рыжий толстяк достал нам из переносного холодильника, – у него таких целый штабель стоял за спиной.
– Как думаешь, они что-то узнают про маму? – спросила Дрика, явно боясь услышать от меня какой-то конкретный ответ.
– Нет, я думаю, – сказал я не очень искренне. – Откуда им было всех людей в базы собрать? Да и в Бельгии мы пока, не в Нидерландах.
– Ну да, конечно, – с готовностью согласилась она.
– Пройдемся до рынка? – предложил я, вспомнив «целеуказание» толстяка из киоска.
– Да, давай.
2 июня, суббота, день. Бельгия, Антверпен
Огромный складской терминал, метров так двести в длину и не меньше ста в ширину, с въездами для больших грузовиков. Грузовиков сейчас в нем нет, зато есть великое множество контейнеров – тех самых, которыми так богат любой морской порт в этом мире. Стоят рядами, прижавшись друг к другу боками, внутри обосновались торговцы. Много торговцев, неожиданно много, и людей между торговыми рядами тоже хватает.
Рынок хоть и большой, но совсем не шумный – это не Восток, тут все культурно. Смотрят люди товар, если что-то надо – спрашивают у продавца. Никто не торгуется, цена везде написана, как в магазине.
Торгуют всем. А нам, как выяснилось, всего и надо. У меня вот пена для бритья закончилась. Можно мылом, но нет помазка, а ладонью толком не намылишься – уже проблемка получается. У Дрики дела женские, тоже важно. Все важно, даже одежда нужна нормальная, а то у меня