на пол!
– Да будет тебе, друг мой. Встань.
Екатерина подошла ко мне и тронула за плечо.
Я поднялся с колен.
Передо мной стояла невысокая, дородная женщина, с голубыми, как мартовское небо, глазами, и сильно напудренная.
Она куталась в горностаевую накидку.
В помещении было холодно.
– Наслышана. Наслышана. Говорят, ты Баркова превзошёл? Не прочтёшь нам со Светлейшим что-нибудь?
Я смотрел на Екатерину, не в силах отвести взгляд, и не заметил, как поморщился Потёмкин.
– Матушка, в моих стихах мат-перемат, а ты ведь высоким штилем пишешь свои письма Вольтеру.
– Друг мой, а ты думаешь мы со Светлейшим не матюкаемся? Ну не кобенься, почитай нам.
И я прочёл!
Как ты ебалась, Катерина,
Садилась жопой и пиздой;
Как хуй сосала и молила:
– Еби ещё, ещё родной..
Дрочила хуй своею попой,
И сделав пальчиком массаж;
Ты целовала меня в жопу,
Пиздою влажной рот зажав.
Я хуй дрочил, дрочил тобою,
Он весь испачкан был в говне,
А ты елозила пиздою,
Измазав спермой губы мне.
Ещё любила между грудей,
Зажав, дрочить и мять мой член;
И для моих упревших мудей,
Был так заманчив этот плен.
Как ты ебалась, Катерина,
Я грудь упругую сжимал;
Впивалась пальчиками в спину
Так, что от боли я стонал.
Как ты упруго выгибалась,
Когда я хуй в тебя вонзал;
Залупа в матку утыкалась,
Твой стан со стоном опадал.
Ты становилась в позу «рака»,
Ты подставляла мне пизду,
Но хуй засовывал я в сраку,
Да, в жопу слаще, чем в манду.
Сопротивлялся хую сфинктер,
Я в жопу с силой член вводил;
И с вожделением инстинкта,
Сжимал, когда я выходил.
И хоть тугой была посадка,
В утробу воздух проникал;
И с характерным звуком анус,
Из жопы газы испускал.
А я натягивал со стоном
Пизду, и в жопу, ты еблась,
И, на конец, обосралась!
На хуй, с разорванным гандоном!
Екатерина изменилась в лице, грудь высоко вздымалась, дыхание стало хриплым и тяжёлым.
– Матушка!
Потёмкин сверкнул на меня косящим глазом.
– Матушка, ты утомилась сегодня. Не пора ли на покой.
– Постой, погоди Гриша. Я ещё хочу поговорить с гостем.
Потёмкин, шаркая жёлтыми сапожками по мрамору, отошёл к окну.
– Приревновал – Екатерина улыбалась.
И я не удержался.
– А дозволь, матушка, с вопросом нескромным обратиться?
– Спрашивай,