всхолмленную долину, невероятно зеленую летом, с церковью на одной стороне, с фабриками у воды на другой и деревенскими домиками между ними. Долина была слишком неровной для посевов. Ее покрывали леса и пастбища. На дальних полях также было полно овец и коров. Берега реки к югу от Слотерфорда поросли деревьями, настолько густыми, что вода была видна только возле моста, где встречались три дороги – Джермайнская, являвшаяся продолжением Хэмской, ведущей на восток, к Биддстону[12], еще одна дорога, идущая на север, к Форду, и третья, идущая на запад, к Тиквуду[13]. Все дороги были узкими и посыпанными известняковой крошкой, так что любой экипаж, проезжавший по ним, поднимал облака белой пыли. Погода стояла жаркая и солнечная, однако ночью прошел дождь, отчего ворота выгонов и поилки утопали в перемешанной копытами густой грязи. Воздух был слегка влажным, быстро бежал Байбрук, повсюду вились слепни и мошкара. На фоне всего этого великолепия Нэнси и Ирен Хадли шли от дома через двор. На миг Пудинг пришла в голову глупая мысль, будто она должна встать по стойке смирно, и девушка начисто забыла, что собиралась сказать. Неожиданно, как только женщины поравнялись с Робином, тот довольно громко выпустил газы, и Пудинг не смогла удержаться от смеха.
Ирен Хадли отшатнулась и, наблюдая за Робином, встала на безопасном расстоянии, словно ожидая, что тот яростно бросится на нее, обнажив зубы. Данное обстоятельство дало Пудинг возможность получше всмотреться в нее. Это была дама среднего роста, тонкая как прутик, наделенная своеобразным эльфийским изяществом, которое восхищало Пудинг. Темные волосы были подстрижены на уровне ушей, глаза, тоже темные, словно обведенные синевой, резко выделялись на бледном лице. Лицо было таким неподвижным, таким скованным, что Пудинг не могла представить его смеющимся. Выражение глаз было непроницаемым и наводило на мысль о китайской кукле. На ней был безупречный костюм всадницы – белые бриджи, твидовый жакет и широкий шарф, – так что Пудинг в панике принялась ломать голову, припоминая, получала ли она указание оседлать и взнуздать Робина для верховой езды.
– Что ж, это было очаровательное приветствие, – произнесла Нэнси, делая шаг вперед.
На ней были обычная рубашка и слаксы[14], аккуратные, но уже немного выцветшие. На ногах – старые, потертые сапоги. Волосы покрывал шелковый шарф, завязанный под подбородком.
– Это все летняя трава, сырая после дождя, мисс Хадли, – выпалила Пудинг.
– Ничего страшного. Я хорошо знаю об этом, – успокоила ее Нэнси, звонко шлепнула Робина по шее и окинула его взглядом знатока. – Довольно милое создание. Не слишком большой. Пожалуй, чересчур упитанный, возьми это на заметку, – сказала она, бросая на девушку строгий взгляд. – Что скажете, Ирен?
– Ну, – глухим голосом произнесла, слегка вздрогнув, Ирен и сжала руки в кулаки, – кажется, он великолепен.
Последовала пауза, во время которой Нэнси одарила Ирен язвительной улыбкой, которую Пудинг хорошо знала,