неуклюжесть. Мгновение спустя кремень и сталь были отобраны у нее нежной, но твердой рукой, и свет вспыхнул, когда искра попала на промасленную ветошь.
– Сходите наверх и принесите сюда сухую одежду.
Она еще не очнулась от дремоты. Моргая в сумрачном мерцающем свете огня, сонно спросила:
– Зачем?
Его голос был очень терпелив.
– Чтобы надеть. Вам нужно переодеться в сухое. И быстро.
Здесь, внизу? Когда он на кухне? Вдруг она проснулась.
– Я… я переоденусь наверху. – Без сомнения, он был совершенно не опасен, но все же… она не может переодеваться здесь, даже если он повернется спиной, завяжет себе глаза и зажмурится.
– Здесь, внизу, горит огонь, – проворчал он.
– И вы здесь, – возразила она. – Я переоденусь в своей спальне!
Он вытаращился на нее:
– Ради бога, девочка! Вы ведь не думаете, что я способен воспользоваться такой ситуацией!
Ее щеки запылали.
– Конечно нет! Просто, ну… В общем, я переоденусь наверху.
Внезапная улыбка смягчила его суровые черты.
– Он так и говорил, что вы отчаянно упрямая малышка. Как и ваша мать, по его словам. Ладно, но тогда переодевайтесь побыстрей. Я не хочу, чтобы вы замерзли до смерти.
Верити убежала прежде, чем он мог передумать.
К тому времени, как она проскользнула в кухню, уютно закутанная в самую теплую ночную рубашку и самый толстый халат, майор, как оказалось, произвел разведку в кухонных шкафах. Она села у огня и стала смотреть.
Он как будто чувствовал себя на кухне совсем как дома, находя все с такой легкостью, как будто привык заботиться о себе сам. Наконец он вернулся с результатами своего рейда. Кусок сыра, краюшка хлеба и два яблока на щербатой глиняной тарелке.
– Это все? – спросил он. – Не очень-то много.
Она вновь почувствовала, как загорелись ее щеки.
– Мне очень жаль. Остальное я съела на ужин. Если бы знала, что вы придете… – Это предназначалось ею на завтрак, но после того, что сделал, он имел право взять все, что у нее было.
Он заморгал и положил тарелку ей на колени:
– Это для вас! Не для меня!
Потрясенная, Верити смотрела на еду. Когда кто-нибудь в последний раз беспокоился о том, что она ела? Ей не хотелось выдать себя слишком выразительным ответным взглядом.
Ее желудок запротестовал при мысли о еде, но она заставила себя съесть все, зная, что Макс, прислонившись к дымоходу, неотрывно смотрит на нее. После скудной трапезы ей стало гораздо теплее.
– Вам необходимо хорошо выспаться ночью, – сказал он внезапно, когда она закончила есть.
– Доброй… доброй ночи, Макс, и… и благодарю вас. – Ее голос безнадежно дрогнул, и она закрыла глаза, чтобы остановить слезы.
– Идите же. Уходите. Я посижу здесь немного, чтобы согреться, если вы не возражаете. – Он уселся в кресло, которое она освободила.
– Н…нет, конечно. Все в порядке. Но разве вам не было бы теплее в гостинице?
Он покачал головой:
– Нет, совсем нет. Спокойной ночи.
– Спокойной