изобразил персонажа фильма.
Мэри Энн засмеялась, но даже в ее смехе прозвучало отчаяние.
Грэхем показал кролика ей:
– А вы об этом ничего не знаете?
Она покраснела, видимо, потому, что Хейл как раз положил ладонь ей на плечо со словами: «Великолепный очерк», и покачала головой.
Грэхем пожал плечами, сунул кролика под мышку и достал из корзинки почту. Не стоит обращать внимание на Мэри Энн, она явно его недолюбливает. Его беспокоило то, что она в какой-то степени его зацепила. Сейчас ему не до серьезных отношений. Встречаться время от времени – еще куда ни шло. Но чтобы всерьез…
Ему до сих пор было стыдно за то, что произошло после смерти Брионии. Он запил, забросил работу, искал забвения со случайными женщинами – словом, разрушал свою жизнь. Непреднамеренно, но успешно. Однажды утром он очнулся в тяжелом похмелье на университетском стадионе, голый, со сломанной лодыжкой, ни дать ни взять персонаж пьесы Теннесси Уильямса. И для чего ему нужны были эти оргии? Он так сильно любил ее? Даже после посещения в течение шести месяцев группы поддержки и многих часов консультаций с психотерапевтом он все-таки не был уверен. Он решил, что его накрыл шок от встречи со смертью. Только что человек был здесь, рядом – и вот его не стало. Через год после смерти Брионии умер отец, но это не подействовало на Грэхема и вполовину так сильно. Жизнь отца была праздником, и Грэхем не испытал потрясения, когда восьмидесятилетний старик, давно страдавший астмой, перестал дышать и освободился. Смерть Брионии была совсем другое дело. Юная девушка, спортсменка, полная жизненных сил и здоровья… и вдруг уходит. А он должен жить дальше отпущенный ему срок, постоянно задабривая смерть.
Во всяком случае, теперь его жизнь упорядочилась, и хотелось сохранить все то, что представляло сейчас для него главную ценность, – работу, тесный круг общения, привязанность к тому, что имело значение.
Джонатан Хейл ушел в свой кабинет, единственное на студии помещение с дверью – маленькую комнатку с видом на Страттон-стрит. А Мэри Энн сказала:
– Э-э… Грэхем, я хотела с вами поговорить.
Он приподнял брови. Мэри Энн никогда не заговаривала с ним первая. Может быть, именно это его подстрекало цепляться к ней? И конечно, еще слепое обожание, которое она расходовала впустую на Хейла.
Он подошел к ней. Как бы он ее ни дразнил, он вполне отдавал отчет в ее женской привлекательности. Высокая, крепкая, как амазонка, с прямыми шелковистыми волосами. С таким лицом она вполне могла стать моделью. Густые темные брови и ресницы, зеленые глаза, легкие веснушечки на коже медового оттенка. Да, он докучал ей по поводу ее ягодиц, но только потому, что знал, как она сама из-за них комплексовала. А ему, напротив, нравилось, что сзади она не была ровная, словно доска, как ее тощая кузина, – вот кто действительно кожа да кости.
– Я хотела отдать вам должное по поводу вчерашней передачи, – начала она, краснея под его взглядом. – Вы дали той девушке вполне верный совет. Очень многие женщины нуждаются