прибывшая из Нью-Йорка, где писала о последних миланских модах или о чем-то в этом роде, сказала:
– У вас, как видно, богатый жизненный опыт. Приятно познакомиться, Грэхем, мне приходилось слушать ваши передачи.
Вполне безобидно. Но что она подразумевала под богатым жизненным опытом? Озадаченный, он перехватил ее несколько минут спустя, у кулера с питьевой с водой, и спросил, что имелось в виду. И тут она слукавила:
– Я хотела сказать, что все мы строим свою работу на пережитом опыте. Только и всего, – и, быстро отвернувшись, ускользнула.
Он решил, что она повела себя недостойно: когда ей предложили объясниться, сделала вид, что не сказала ничего особенного. Но подтекст ее слов не был плодом его воображения, потому что неделю спустя она представила его какой-то женщине как «холостяка-гуру, специалиста по женскому счастью».
Холостяк-гуру.
Информация была неточной и неполной.
Грэхем Корбет был вдовцом.
Наутро Мэри Энн проснулась, разбуженная телефонным звонком. Посмотрела время на будильнике – половина десятого – и рывком схватила трубку. Как это она разоспалась?
– Алло?
– Мэри Энн? Это Джонатан.
Ее сердце гулко застучало.
– Ох, привет, – проговорила она, щурясь от заливавшего комнату солнца.
– Я только хотел справиться о твоем самочувствии. Ты вчера нормально добралась до дома?
– Э-э… конечно. Спасибо. Мне очень приятно, что ты позвонил. Со мной все было в порядке. И сейчас все в порядке, – добавила она.
– И прекрасно, – откликнулся он. – И прекрасно.
Он явно нервничал, как и сама Мэри Энн.
– Я еще хотел кое о чем спросить. Я посоветовался вчера с Грэхемом, и он согласен.
Мэри Энн охватило тревожное предчувствие.
– Я помню, что ты сказала об однобоком взгляде на отношения между мужчиной и женщиной. И я предложил, чтобы ты поучаствовала в качестве гостьи в его передаче. Если хорошо пойдет, можно будет сделать тебя постоянной ведущей.
Мэри Энн заморгала. Участвовать в ужасном, вульгарном ток-шоу Грэхема Корбета?
Это означает, прежде всего, сделаться публичной фигурой. Для нее это что-то новенькое. Но она не станет знаменитостью, и это не будет слишком отличаться от ее еженедельных очерков…
Но это и нечто другое по сравнению с безвестностью журналистики. Журналистике несвойственно выпячивание своего «я». Впрочем, она никогда не связывала себя с публичным и частным имиджем отца, и такой, как он, она уж явно никогда не станет.
– Едва ли у меня хватит квалификации, – пробормотала она.
– Ты обаятельная женщина. И у тебя конечно же есть личная жизнь, – перечеркнул ее сомнения Джонатан.
Ты обаятельная женщина. Если бы только не было ощущения, что этой похвалой он хочет чего-то от нее добиться…
– Да, конечно, – подтвердила она. Личная жизнь конечно же имела место. Но только не в последнее время. В последнее