встаем на цыпочки – а вдруг его унесло волной, осматриваем пляжных бездельников – нигде никаких следов. Настроение поганое, и как это я, взрослая женщина, могла быть такой ротозейкой?
Папа молча наблюдал за всем этим балаганом, вытерся, оделся.
– Пошли, я тебе дам машину поводить, – сказал он Сандро и пошел наверх, к сосновым деревьям.
Секунда на осознание.
Мир снова озарило светом блаженства.
– Правда?! Ура-а-а! Йес, йес! Дедуля меня научит! – вечный копуша молниеносно похватал свои манатки и через минуту сидел за рулем.
Мишка наблюдал за всем происходящим безучастно.
– Вредина ты непослушная, понял?
– Нет, – надменно ответил он.
– Ну то-то и оно, что не понимаешь, – вздыхая, я взяла его за ладошку, и мы пошли наверх.
– Может, Кукури щичас плачет, – внезапно сказал Мишка. – Его жабрал жлой мальчик и брошил его мокрого.
Хотелось съязвить насчет злого мальчика, но все же я не настолько беспечная мать.
– Нет, ему хорошо, Кукури твоему, – придумала я. – Он уже высох, стал красивый, его забрали к другим детям. Они меньше тебя, и у них нет вообще игрушек. И картинок нет. И мороженого даже нет!
Мишка молча переваривал и примерял услышанное к своей реальности.
– Мороженое хочу, сыкалатнае. В штаканчике, – мирно попросил он.
Главное – врать убежденно, подумала я про себя.
Сандрик сидел на водительском месте, вцепившись в руль обеими руками, и сиял глазами, и дедушка рядом строго диктовал, что делать.
Машина то ревела, то глохла, то дергалась рывками, то ползла, вечер спускался все ниже, тени становились длиннее и мягче, жара ослабила хватку, отдыхающие лениво перемещались мимо нас, а мы с Мишкой сидели на скамеечке и ели мороженое.
– Ты не любишь сыкалат? – спросил он ревниво, рассматривая мой пломбир.
– Нет, люблю. Просто сейчас не хочу, – сказала я и попросила показать руку с татуировкой: дракончик в самом деле был целенький и не смылся.
– Хочешь тоже машину водить? – осторожно спросила я, но Мишка был спокоен.
– Сандро больфой, а я нет, – кротко ответил он.
Кукури где-то плыл по волнам жизни, оторвавшись от семьи. Нам было жаль с ним расставаться, очень жаль.
На обратном пути Сандрик сидел рядом с дедушкой, как мужчина. Он тоже стал немного хозяином машины – потому что умел ее водить.
– У тебя получится, – сказал ему дедуля. – Я знаешь когда водить научился? В пятьдесят лет, представляешь?
Сандрик смеялся и сиял глазами.
Машина везла нас в длинное, длинное лето, где будет еще бесчисленное множество круглых дней, и только бедный похищенный Кукури потерялся и без слез плакал в разлуке.
– Так зачем тебе дедушкина машина? – спросила я бесцеремонно. – Куда ее девать? Деду было опасно ее оставлять, он мог попасть в аварию, понимаешь? Это не ради денег, господи, смешно даже. Она стоила меньше копеек, но дело не в этом.
– Вы не должны были ее продавать, –