дзержинцев, с выпусками праздничных газет.
А еще нужно было в субботу помыть полы и убраться у бабули и дома, сбегать в библиотеку, дважды в неделю – на хореографический кружок и секцию по волейболу, – и в этом кипящем круговороте школьной жизни не осталось времени ни на стихи, ни на воспоминания о летнем безрассудстве, ни о Жене.
В начале декабря легла настоящая вьюжная зима с сугробами и морозами.
Накануне у матери ломили суставы, бабушке пришлось вызвать «Скорую» – резко поднялось давление.
Рано утром Саша подошла к окну, раздвинула шторы и ахнула: – Зима.
На комитете комсомола решили не просто передать с учителями в соседнюю школу альбом районной эстафеты по военно-патриотическому воспитанию, а организовать поход на лыжах и подготовить небольшой концерт.
В среду после уроков собрались всем комитетом на стадионе. Весь реквизит растолкали по рюкзакам, учителю физкультуры достался нести толстенный альбом с многочисленными фотографиями, переданный по эстафете из приволжской школы.
Настроение было приподнято-дурашливое, подкалывали друг друга:
– Идем на задание, как диверсанты.
У Саши в рюкзаке лежали атрибуты украинского костюма, и она беспокоилась, чтобы не сильно помялся роскошный венок из искусственных цветов, который они с мамой мастерили два вечера.
Пять километров до Верхнего Еруслана планировали пройти за час, а, может быть, и меньше, потом – передача эстафеты и обратно.
– Чтобы в шесть часов вечера были дома! – директриса сама вышла на стадион, кутаясь в большой сизоватый пуховый платок.
Саша любила ходить на лыжах. Любила скорость и независимость, сосредоточенность и быстроту движений, когда все тело подчинено одной команде «Вперед и скорее!». Дыхание и ритмы сердца не дают сбоя, летишь по снегу, как сгусток неведомой энергии. И успеваешь увидеть розоватые в лучах негреющего солнца снежные шапочки на деревьях, колосящиеся изморозью ветки кустарников и засохшей травы, чудесный пейзаж застывшей реки и уснувшего леса.
Пошли через лес по новой, но уже наезженной машинами снежной дороге, срезая большой, почти двухкилометровый прямой угол оживленного движением зимнего шоссе.
Две девчонки-десятиклассницы впервые встали на лыжи. Они плелись в конце растянувшейся колонны, которую замыкал недовольный физрук.
Здесь, в излучине Еруслана деревья-великаны росли произвольными группами, бросая семена и ежегодно возрождаясь в юной поросли серебристых тополей, кленов, осин, кустарников. Они стояли здесь и сто, и двести лет назад, и видели первых переселенцев из Украины, Германии, Пензенской губернии.
И теперь с немым удивлением разглядывали бесшабашную молодежь на лыжах, полную сил, энергии и задора.
Село за деревьями было не видно, но, когда взобрались на шоссе, на горизонте возник шпиль башни, устремленный в небо.
Сашин дедушка, родившийся в Старой Полтавке еще до революции, рассказывал, что пока не поднялись сосны, высаженные после войны лесхозом на песках