песке. Четырнадцать ударов… Два деревянных. Это о крышку бочки, он совсем недавно звонко ударил о нее подметкой. Семь упали в песок. Две, похоже, не найти, они где-то среди вязанок хвороста. Одна звякнула совсем близко. Где же? Быстрые пальцы просеяли пыль – раз, два – ага, вот чья-то брошенная шляпа, и теплый кружок меди прячется под войлочным боком…
Пеппо выпрямился, привычным прищуром скрывая неподвижность взгляда – и тут же приблизились тяжелые, шаркающие шаги, а на плечо с еще не зажившим следом плети обрушилась пудовая ладонь.
– Ну, силен! – прогрохотал добродушный бас кузнеца, обдавая Пеппо запахом чеснока и браги, – притомился, поди! Ты откудова будешь?
Тетивщик бесхитростно улыбнулся:
– Благодарствуйте на добром слове, мессер. Мы с кузеном домой едем, в Кампано. Без еды остались, вот к вам на ярмарку и завернули.
Ладoнь снова впечаталась в плечо, и Пеппо стиснул зубы. Но кузнец пророкотал:
– Негоже в светлый праздник с затянутым поясом ходить. Знатно порадовал. Тащи сюда кузена, опрокинем кружку за здоровье нашего сеньора, храни его Господи.
Пеппо почувствовал, как по спине пробегает мерзкая дрожь. Он ожидал лишь нескольких монет, но не предусмотрел, что с ним захотят познакомиться покороче. Разоблачение было опасно – Пеппо слишком хорошо знал, как относятся простые итальянцы к убогим, обладающим неожиданными уменьями…
Но в эту минуту на второе плечо легла другая ладонь, и голос Годелота приветливо ответил:
– Вы очень добры, мессер. Как в наши края вернемся – еще похвалимся, у каких щедрых хозяев гостили.
Кузнец польщенно крякнул, и Пеппо двинулся вперед, незаметно увлекаемый ладонью кирасира…
За пирогами и граппой тетивщик успел проникнуться к Годелоту пылкой благодарностью. Сейчас, когда азарт танца отступил, в голове шумело от усталости, заныли незажившие раны, и поддерживать игру стало отчаянно трудно. Но Годелот мастерски отводил от спутника внимание дядюшки Джакопо (как представился кузнец), то восторгался деревней, то показывал ковку своего клинка, то сыпал легкомысленными полковыми шуточками, отчего крестьянин гулко хохотал, грохая кружкой о прилавок.
Пеппо, боровшийся с подступавшей дурнотой, опасался, что хлебосольный кузнец приметит его неразговорчивость и ускользающий взгляд. Но Годелот, вовремя уловивший неладное, заботливо потрепал тетивщика по плечу:
– Пеппо, не дремли. Хороша граппа, забирает, но нам ехать пора. Хлеба купим – и в дорогу. А то сам знаешь, как бы папаша твой не осерчал. – Шотландец доверительно обернулся к кузнецу. – Очень его родитель нравом крут.
Джакопо подвоха не заподозрил, отер усы и с одобрением кивнул Годелоту:
– Твоя правда, батюшку уважать надо. Да ты за кузена не тревожься, у нас граппу на совесть гонят, по-дедовски, от такой не задурнеет.
Действительно, пора было знать честь.