на графской земле завелись.
Пеппо задумался:
– Твоя правда… Но все равно убираться надо. Куда ты теперь подашься?
Кирасир вздохнул. Давно ли он сам спрашивал Пеппо о том же?
– В Венецию. Я должен уведомить дожа о произошедшем. Враги не появляются ниоткуда. Кто-то непременно за это ответит.
Тетивщик кивнул:
– Значит, в Венецию, – спокойно отрезал он, не дожидаясь возражений.
Глава 5. Бутафор-громовержец
Паолина потуже затянула веревицу вокруг норовившего рассыпаться хвороста и хмуро осмотрела охапку. Во дворе под навесом сохла целая поленница отменных дров, но мать все равно посылала ее за хворостом, хотя знала, что дочь недолюбливает это занятие. Хотя, вероятно, именно поэтому. Паолина подхватила вязанку и неспешно зашагала по просеке: ну и пусть. Все равно, никакой хворост сегодня не мог испортить ей настроения.
Паолина терпеть не могла ярмарок и всегда люто на них скучала. Не чтобы она не любила танцев или сладостей, но была совершенно не популярна среди сверстников и на праздниках обычно тосковала среди старших, напуская на себя безразличный вид.
Вот же, казалось бы, незадача… Единственная и обожаемая дочь сельского барышника, девица на выданье, Паолина считалась одной из самых завидных в Гуэрче невест, однако досадно не вышла лицом, была глазаста, большерота, худа, как деревянная кукла, и к тому же отчаянно застенчива. Вдобавок строгая мать и слышать не хотела о цветных лентах, ярких юбках и прочих любимых девушками красотах, утверждая, что хороший вкус никогда не родится из петушиных перьев (а к матушке стоило прислушаться, ибо в молодости та была кормилицей господского сына, немало времени провела в хозяйском поместье и в нарядах смыслила совсем не на крестьянский лад).
Вот потому-то более миловидные и менее зажиточные подруги относились к Паолине с насмешливой снисходительностью, считая слабохарактерной серой птахой, и в виде утешения порой намекали, что горевать ей все одно не о чем, понеже на ее приданое жених непременно найдется.
Однако вчера… Вчерашнюю ярмарку она вспоминала всю ночь. Впервые в жизни ее, только ее одну пригласил танцевать приезжий, да еще горожанин, да еще такой затейник, что сам сельский старшина с хохотом рассказывал о нем своей сварливой жене. Паолину весь вечер забрасывали шуточками, доселе никогда ей не предназначавшимися, и даже расспрашивали, не звал ли ее плясун на свидание. В какой-то миг раскрасневшейся девушке до смерти захотелось приврать, до того необычно было чувствовать себя едва ли не красоткой. Но Паолина знала, что всякая похвальба в маленьком сельском мирке быстро разоблачается. Пуще же всего она боялась проговориться об увечье падуанца, ведь соседские балаболки непременно распустили бы слух, что на дочку барышника Кьяри если кто и позарится – так только слепой. Нечего всяких дур веселить…
Паолина воинственно перехватила вязанку и поднялась на скрипучий горбатый мостик через задушенный летним зноем ручей. Занятая своими размышлениями,