Где-то внутри стены со входной дверью лязгнуло.
– Силы экономит и время. Там еще и трубка есть разговорная, чтоб мне зря к двери не плестись и сию кузницу от лишних глаз не запирать. Сначала пообщаюсь и уж если надо, то уже поплетусь открывать. Помимо ушей глаза тоже имею. Подойдите, мой друг, к печи. Да-да именно туда. Видите, из стены трубка торчит? Окажите любезность, посмотрите в нее.
Я так и сделал. Взору открылось крыльцо, с такой точки, словно я залез на крышу, понаблюдать за приходящими. Картинка была немного искажена выпуклостью, будто весь мир попал под какой-то колпак, но это ничуть не мешало. Мой восхищенный взгляд был явно приятен Костомарову.
– И с другой стороны такой перископ имеется. Кругозор, так сказать. Самое сложное было достать хорошие зеркала и линзы.
– Откуда, кстати, все детали этих устройств? Работа, безусловно, проведена колоссальная, но ведь не сами же вы все вытачивали? – удивился я.
– В прошлом нашем разговоре я вскользь упоминал, но объясню еще раз и подробнее. Мой уважаемый папенька говаривал, что разумный человек может силой своего знания материализовывать вещи, причем без всякого колдовства. Звучит заумно, но суть передана точно. Всякие случаи бывали. Слух пошел, так люди из других поселений приходили. Кузнецу сынишку подлечил от бронхита – он мне помог с инструментами и некоторыми деталями. Плотник как-то свой главный инструмент сломал – руку. Я ему по всей науке шину наложил, чтоб потом такая же ловкая осталась. Тоже не отказал мне в помощи. Нефтяники также обращались, бывало, хоть у них вроде и свой доктор должен быть. Что-то заказывал чтоб привозили из городов, пускай даже бутылки стеклянные из кабаков. Бывало, письма умные писал, на обустройство фельдшерского пункта просил себе то кусок металла, то приспособление какое. В принципе не обманул – многое в лечебной практике пригодилось.
– Ну вы даете, – только и смог я прокомментировать. – я чувствую себя просто… неопытным таким рядом с вами.
– Бог с вами, Митт. Это синдром известный. Перед отцами мы всегда робеем. Вот взять меня: уже не молод, в медицинской жизни навидался столько сколько и в учебниках не читал, в последние годы сам себя обслуживая от и до, но все равно отец для меня все еще внушительная фигура. Как подумаю, что он операции сложные проводил, с большими людьми общался – сразу уменьшаюсь в размере. Как только вижу сложный врачебный случай, то думаю – папенька бы как-то решил проблему, разобрался, а мне вот надо тысячу раз подумать. И начинать, не будучи уверенным в своих действиях.
Корней Аристархович очень точно подметил. Я также, бледной тенью ходил по дому в разгар депрессии. Отец куда-то ездил, что-то решал, руководил действиями нашей семьи.
Я рассказал Костомарову о встрече с егерем и плане похода в лес. Не преминул похвастаться своим туристическим хозяйством.
– Надо же какие штучки-дрючки, – поцокал языком доктор, держа в руке отливающий металлом фонарь. – Очень