етом, бабушка с дедушкой всему меня научили, они говорят, я очень самостоятельная. Умею печь топить, щи да кашу варить, скотину кормить. Скотины у нас немного, поросята, коза да куры. Дедушка лежит на лавке, на той неделе он очень застудился. Раньше он тоже хворал, но бабушкина настойка, сладкий мед и чай из трав быстро ставили дедушку на ноги. Мамка с тятькой уехали в город работать, меня тут оставили. Сказали, как только смогут, то и меня заберут в город. Как же тихо в доме, слышно только вздохи, кашель деда, да завывание ветра. Скоро уже потемнеет, сейчас темнеет рано. Я сижу и слушаю, как воет ветер. Вой ветра понемногу перетекает в пение, такое заунывное, что у меня мурашки по коже. А ведь я тоже люблю петь, но подпевать ветру как-то не хочется. Летом я даже победила на конкурсе частушек! Эх, как же быстро пролетели лето и осень! Как же было хорошо, весело. Мы каждый день ходили с дедушкой в лес, собирали ягоду, грибы, купались в ручейке. На лошади соседа Семена ездили в село, там дедушка покупал мне пряники, леденцы. Бабушка сказала, что скоро подарит мне настоящую большую куклу, не те деревянные куколки, что дедушка мне делал. А ту, которую я видела однажды в городе. О, какая это была кукла! Глаза большие, что монеты. Волосы кудрявые цвета меда, она улыбалась такой славной улыбкой. А еще она умела разговаривать, она говорила слова: «мама» и «хочу кашу».
За окном наступают сумерки, скоро станет темно. Скорей бы бабушка с фельдшером приехали. Интересно, а если снег будет идти и идти, то наш дом окажется под снегом? И мы будем жить как мишки в берлоге, а весной все растает, и мы выйдем на свободу. Бабушка говорит, что я мечтательница. И что если дальше буду так витать в облаках и ворон считать, то путного из меня не выйдет. Что-то тихо стало, метель утихла? Да нет, так же воет. А что же такое? Как-то неуютно стало. Дедушка! Точно, дедушка! Он кашлял, сопел, а сейчас тихонько спит. Я медленно подхожу к нему, почему мне так страшно, он всего лишь спит.
Дедушка лежит, глаза смотрят в потолок. Не мигая. Какие страшные стали глаза, и нос стал острый, словно клюв. Я трогаю его, а он холодный. Он замерз? Я тереблю его, бужу его. До меня наконец-то доходит, что случилось. И мне не хватает воздуха! Я знала, что такое может случиться, бабушка не раз говорила, что недолго ему осталось. Но я не думала, что сегодня. Что сейчас! И что же теперь делать? Что? Они приедут только завтра. Куда идти, к кому? Как же страшно он смотрит! Дрожащими руками я накрыла его одеялом с головой, но легче не стало. Я вся вспотела от страха, сердце мое бьется, как у кролика. Я накидываю бабушкин тулуп на себя, надеваю свои валенки и бегу в сени. Открываю замок, толкаю дверь, но она не поддается. Никак! Почему? Что такое? Неужели метель так замела, что даже дверь не открывается? Я бьюсь в дверь со всей силы, бесполезно. Как мне страшно, я одна осталась тут. Совершенно одна! Ну кто-нибудь, откройте мне. От страха мне не хватало дыхания, хотелось зарыдать в голос, но меня будто сковало цепями!
И тут я услышала, как скотина в хлеву заревела. Да, именно заревела! Хотя коровы у нас нет. Это свиньи заревели не своим голосом. Неужели они тоже что-то чувствуют? Скотина, а тоже понимает. Я подбегаю к иконе, начинаю молиться, прошу, чтобы скорее приехала бабушка, чтобы хоть кто-то пришел ко мне и открыл мне дверь. Я не хочу тут оставаться на ночь одна! Окно замерзло так, что через него ничего не видно. Что же делать? Нужно чем-то заняться, как-то успокоиться. На улице потемнело, я зажигаю все лампадки. В комнате замелькали странные тени, заплясали и как будто засмеялись надо мной. Над моим страхом. Я села, закрыла глаза. Как будто это поможет. А когда-то совсем маленькой я верила, что закроешь глаза, потом откроешь – и все плохое исчезнет. Надо успокоиться, все будет хорошо. Осталась ночь, а завтра уже приедут. Я взяла бабушкину шкатулку с бусами и начала их перебирать. Это занятие всегда мне нравилось. Когда я вырасту, у меня будет много-много бус. Самых разных: коралловых, рубиновых, изумрудных, малахитовых. И тут раздался громкий стук в дверь, я аж подскочила от неожиданности. И мигом побежала к двери.
– Кто там? Кто? Я тут одна, помогите!
Голос за дверью прошептал: «Одна? Совсем одна? Одинешенька?»
Я не могу понять, чей это голос, но он мне не нравится.
Я замолчала и начала медленно отходить от двери. Голос зашипел: «Открывай, открывай, подарю каравай! Скоро станешь хладной ты и замерзнешь, как цветы».
И то, что было за дверью, тихо запело: «А дедушка просыпается, а дедушка хочет ка-а-а-а-а-а-ш-ш-ш-ш-ш-к-и-и-и-и, ка-а-а-а-ш-ш-ш-ш-ки-и-и-и-и».
Я не могла стерпеть этого кошмарного ужаса и начала молиться, сначала тихо, а потом громко.
Голос за дверью заревел: «Ха-ха-ха… Охохо!»
И потом снова раздалось шипение, и все затихло… Я вся дрожала, пот лил в три ручья. Я побежала от двери и забралась под стол. Как же страшно, как дико все это. Как в страшной сказке, да что там страшная сказка! Боже, помоги! Тихо, вдруг все стихло. Это хорошо! Как же хочется спать, но как тут уснешь, когда так страшно. Но лучше уснуть и ничего не видеть и не слышать.
«Кхе-кхе… кхе». Это еще что такое? Кто-то кашлянул! Я замерла. Не может быть, может, мне послышалось? Нет, снова. А может, дедушка жив, и мне показалось? Надо пойти проверить. Но от страха я как будто приросла к месту. Надо, надо идти,