как быстро умеют ходить старые евреи за казачьими скакунами-и…
Я лишь на минутку задумался, а потом согласно кивнул. Пусть идёт. Он тут не случайно, он ждал нас, а значит, дело и впрямь непростое. Поговорим по дороге…
– Таки едем в табор, за лошадками, – уверенно начал чёрт, мигом собравшись и бодро засеменив рядом, но не задавая лишних наводящих вопросов. – Дело простое и ясное, дедукции не требующее: цыгане украли лошадей, казаки поехали и не нашли. Кого тогда отправят искать? Характерника! А кто таки у нас тут характерник? Илья Иловайский, хорунжий, лихо отметившийся в битве с галантными французскими скелетами в Оборотном городе. И кому оно было надо?
– Сам не знаю, – честно задумался я. – Мне и самому непонятно, с чего это цыгане в полковой табун полезли? Наши ведь с ними не церемонятся, так поперёк спины нагайками распишут, что хоть в зоопарке тигрой бородатой устраивайся…
– Вы серьёзно насчёт нагаек? – Чёрт-еврей зябко передёрнул плечами. – Нет, мне оно на себе проверять не улыбается. Но вы едете в табор, куда вас заманили и где давно ждут. Оно вам надо? Таки вот мне – нет! А почему?
Я выдержал паузу. На самом деле мне-то стало ещё более интересно: если кто-то не очень хороший устроил заварушку с похищением казачьих коней, заведомо рассчитывая, что на разборки пошлют меня, то… И почему у нас при полку артиллерия не приписана? Чую, одна пушка с картечью сейчас очень бы не помешала.
– Вы ждёте ответ на моё «почему»? Вы его дождались! Это был мой табор, я с ним ходил, я его крышевал, а тут припёрся этот Птицерухов и… – Мой собеседник вытер злую слезу. – Сами знаете, Илюшенька, шо бывают нормальные евреи, а бывают жиды пархатые. Таки вот он – из последних! Но я вам помогу…
Чудны деяния Божьи, чуть не присвистнул я. Вот уже и черти казакам помогать готовы, лишь бы мы им справедливость восстановили, хотя, с другой стороны, у них ведь там вообще сплошное беззаконие. Разве что…
– Так это не Хозяйка тебя послала, а сам додумался?
– Не, то меня дядюшка ваш упросил, – обернувшись, откликнулся старый казак. – Я-то сам чего у цыган не видал? Бабок, на руку нечистых, девок в ношеных монистах, белозубых да мясистых, спереди да сзади Нюры, Нонны, Нади…
– Да я не тебя спрашивал!
– А кого ж?
И точно, с кем это я, вообще, разговариваю – бодрого старого еврея и след простыл! Черти, они такие, за ними глаз да глаз… Вечером непременно спрошу у Катеньки насчёт этого типа. Ей по волшебной книге-ноутбуку всякую нечисть пробить, как Прохору барсука с лисою матерно обрифмовать, – пару минут с лихвой предостаточно.
Эх, Катя-Катерина, любовь моя кареокая! Доживу ли до минуты сладчайшей свидания нашего, дотерпит ли сердце ретивое до вечера, одаришь ли поцелуем нежным уста казачьи? Вот ведь запала красна девица в душу, и дня без образа её светлого помыслить не могу. Только-только глаза прикрою – так и встаёт передо мной личико её нежное, губы полные, ресницы длинные, грудь налитая… такая вся… из разреза рубашки накатывает и с головой накрывает,