политике, безопасности границ, торговле…
– Итания, – воскликнул он, – да что про государственные интерес, безопасность, торговлю?.. Я просто люблю тебя! Я не могу жить без тебя. Как только я увидел, я обезумел… Но даже безумный, клянусь, что никто не сумеет тебя так беречь и любить, как я – Придон, сын Осеннего Ветра и внук Громоверта! Я… просто не знаю даже, что готов для тебя сделать, чтобы ты… чтобы ты…
Он запнулся, ибо смутно и далеко зазвучал голос бога, но смысл был непонятен, а только ныло сердце, а его бросало то в жар, то в холод. Итания смотрела на него неотрывно, но он не мог понять, что в ее взгляде.
– Хорошо, – прозвучал в его ушах ее сладкий музыкальный голос, – но тебя не знаю я… не знает народ Куявии. Дочь тцара не может выйти за простолюдина, который ей понравится…
Скилл вскипел, встал так резко, что Аснерд и Вяземайт едва удержали стол.
– Мой брат – не простолюдин!
– Докажите, – отпарировала она. – Куявы должны видеть, что я выхожу замуж за героя.
Придон вскрикнул воспламененно:
– Только скажи, что сделать! Я все эти горы сверну…
– Сворачивать не надо, – ответила она быстро, – наоборот, надо поставить на место. Даже не горы, а… просто меч. В храме бога Урдула есть алтарь, где лежал тот меч. Сейчас он сломан… даже разломан на три части! Рукоять в одном месте, лезвие в другом, ножны заброшены в третье… Собери эти обломки и принеси их на алтарь. Там – они воссоединятся снова.
Придон воскликнул, дрожа от счастья:
– Я соберу!.. Я принесу!.. Я положу все на алтарь!..
Она ответила просто:
– Тогда возьмешь и меня.
Встречный ветер трепал волосы. Отдохнувшие кони несли резво, сами счастливо отдавались бешеной скачке, старались обогнать друг друга. Придон то и дело вырывался вперед, не терпелось поскорее получить от дяди «добро» на поиски меча, а от верховного волхва узнать, что его ждет.
Черево велел проводить их до самой пограничной речки. Провожатые загоняли коней, меняли в каждом встречном селе, а артане неслись, как не знающие усталости степные волки. Их кони лишь разогрелись, изредка начинали ронять пену, но, стоило степнякам чуть умерить бег, кони отдыхали так, будто сутки нежились на лугу.
Скилл посмеивался, взгляд его карих глаз то и дело упирался в спину младшего брата. Аснерд посматривал искоса. Старому воеводе чудилась во взгляде Скилла, кроме любви к младшему брату, еще и странная жалость.
– Жалеешь? – спросил он на скаку.
Скилл нахмурился навстречу ветру. Голос прозвучал натянуто:
– Когда я отбирал, с кем ехать, я отбирал по одному из тысячи достойнейших. Но – отобрал! А вот женщины… нет, не для поездки, а чтобы отдать ей, вот как этот дурак, свое сердце, не смог отыскать вообще… Ни в Артании, ни где еще, а скитался я немало.
Голос старшего сына тцара, как показалось воеводе, на миг дрогнул и даже прервался, но сам Скилл все так же сурово и прямо смотрел вперед, даже не морщился от сильного встречного ветра.
– Как