И первые советы о том, как вести себя с мальчиками, ей тоже давала не мама, а бабушка…
Бабушка сохранила совершенно семейное, родственное отношение к классикам литературы. Когда Катя стала большая и умная, она хихикала над тем, как самозабвенно бабушка любила Пушкина и гордилась им, будто он был ее лучшим учеником. Лермонтова она жалела за печальное детство и несносный характер. Перед Толстым благоговела, как перед иконой, а Достоевского побаивалась и говорила о нем шепотом. Чехова обожала восторженно, до боли душевной, и словно чувствовала себя виноватой, что такой короткой и грустной была его жизнь…
По-своему она относилась и к другим писателям, которых не было в школьной программе. Благодаря ей Катя перечитала Лескова и Соколова-Микитова, Гиляровского и Пришвина и классических европейцев – Шекспира, Диккенса, Гюго, Бальзака, Мериме, Золя, Голсуорси, Теккерея… Собрания сочинений в бабушкиных книжных шкафах, которые та собирала всю жизнь, были для нее знакомыми, как родная улица.
Прожив огромную часть своей жизни – да почти всю жизнь – с дедом, бабушка тяжело пережила его смерть, но все же справилась, устояла. Катя знала, что этот брак не был простым – дедушка, красавец и музыкант, в молодые годы очень нравился женщинам. Наверное, были у него и романы на стороне, во всяком случае, однажды в чулане она нашла старый портфель, битком набитый письмами к нему.
Прочитав из острого любопытства одно, в котором неизвестная женщина изливала свою любовь и тоску, Катя долго сидела в чулане ошарашенная. Хотелось прочесть и остальные, но она не решилась. Щеки горели, она и представить не могла, что ее седой, благообразный и молчаливый дед, часами игравший сложные пьесы на аккордеоне, был когда-то объектом пламенной любви. Она не стала даже разбирать надписи на конвертах, хотя почерки там были явно разные. Запихала рассыпавшиеся пожелтевшие листочки в портфель и засунула его на самую верхнюю полку. И с того дня стала совсем по-другому смотреть и на деда, и на бабушку…
И вот теперь бабуля, последний близкий, родной ей человек, уходит. Ощущение сиротства прижало, повисло на плечах. Как-то сразу обессилев, она посидела на траве, потом встала, отряхнулась. В зарослях мелькнул пушистый хвост Марианны. Удивительная все-таки у бабушки кошка – всегда оказывается там, где происходят основные события.
Катя побрела в дом. Разобрала сумку, повесила вещи в шкаф.
– Катюша, – тихонько позвала бабушка, – подойди. У нас в ванной нагреватель барахлит, воду не греет. Ты сходи к соседу, Николаю Петровичу, скажи, я просила зайти посмотреть. А то тебе с дороги и не помыться…
– Это какой же Николай Петрович? – преувеличенно бодро спросила Катя. – Тети Галин муж, что ли?
– Да что ты, – слабенько захихикала бабушка. – Галин Колька не Петрович, а Никифорович, и в электричестве разбирается, как я в космических кораблях. Николай Петрович – это внук бабы Зины Савостьяновой. Баба Зина-то в прошлом году умерла, а он приехал и живет тут, дом новый строит. Он военный бывший, в технике хорошо разбирается.