В это время нам, в Совете, никому не было известно, с какими целями приехал Муравьев. Никаких предупреждений из Казани, откуда он выехал, мы не получали.
Приехав на пристань, Муравьев потребовал, чтобы к нему на пароход немедленно явились члены президиума Совета, начальник связи С. Измайлов и председатель Чрезвычайной следственной комиссии тов. Левин. Ничего не подозревая, я и председатель Совдепа пошли в штаб «Симбирской группы войск», чтобы выехать оттуда вместе с остальными лицами, которых Муравьев требовал на пароход.
В штабе пришлось несколько задержаться, пока нам подавали автомобиль. В это время на Гончаровской улице произошел взрыв бомбы. Мы бросились туда. Оказывается, шли три пьяных, еле державшихся на ногах матроса, один из них около памятника бросил бомбу. Мы пытались их задержать, но они сели на извозчика и уехали.
Мы снова направились к подъезду кадетского корпуса, где помещается Совет, с расчетом дождаться автомобиля. В это время прибегает молодой коммунист, работавший в Чрезвычайной следственной комиссии. Он рассказал, что почту заняли какие-то вооруженные люди в матросских формах и расставляют на Гончаровской улице пулеметы.
Вокруг нас собралось человек десять вооруженных латышских стрелков и настаивали, чтобы Совет немедленно потребовал убрать пулеметы с Гончаровской улицы. Мы им заявили, что это сейчас же выяснится. В это время на углу показался отряд, возглавляемый человеком в красной черкеске и папахе. Отряд был человек в триста пятьдесят. Сзади везли по мостовой несколько пулеметов «максим». Человек в красном оказался адъютантом Муравьева, фамилия которого, как я узнал впоследствии, Чудошвили. Он подошел к нам и заявил:
– Кто здесь большевики и кто эсеры? Отходите в разные стороны.
Кто-то ответил, что здесь не большевики и не эсеры, а просто «частная» публика.
Тогда он спросил, где председатель Совета. Я заявил, что он может говорить со мной.
– Так я объявляю вам, что вы временно арестованы. Приедет главнокомандующий, тогда мы выясним.
Я потребовал ордер на мой арест, ибо не может же каждый, кому только захочется, арестовывать.
– Дело, видите ли в том, – ответил он, – что «главнокомандующий» Муравьев объявил войну Германии, а с чехами мы «заключили мир», так как они наши братья (!) и тоже хотят воевать с Германией. Гражданскую войну дальше вести бессмысленно, а впрочем, мы разберем, вы войдите пока в здание, – закончил он свою галиматью.
В это время к Совету, пыхтя, подъехал броневик, а за ним другой и третий. Я быстро постарался скрыться в здании Совета, пока он говорил о «блаженном мире с чехами» окружавшим его красноармейцам.
В нижнем этаже помещалось несколько латышских рот – я направился прямо к ним. Лишь только я появился, латыши меня окружили и, горячась, стали спрашивать, что случилось. Объяснил им, что Муравьев изменил, ибо его адъютант открыто говорил, что «главнокомандующий» заключил мир с чехобелогвардейцами и перешел на сторону белогвардейцев. Я их предупредил, чтобы никаких активных шагов они не принимали,