языка зубами, но все равно шла. Да, я – упорный слоненок. Или ослик. Упаду, но буду петь на новогоднем концерте. Они не выбросят меня на берег под названием «убираем из программы, Чудакова не справилась», как море мертвую тушу кита. Этого не будет. Никогда!
Алексей Васильевич подал холодную руку и, пока вел меня к микрофону, шепнул на ухо:
– Настя, ты справишься? Цвет лица у тебя пугающий.
– Я смогу, – быстро ответила и откашлялась в кулак, высвободила руку и до белых косточек вцепилась в стойку. Только бы не рухнуть, только бы… – Немного устала.
Немного? Я два часа головы не поднимала от партитуры, в висках до сих пор стучали ноты из «Вечной любви», прокручивались в бешеном танце знаки, фигуры, аккорды. Могу представить, что я там в аранжировке начудила. Не видать мне аттестации, как собственного затылка. Придется на коленях умолять Грозу, чтобы смиловался и дал мне еще один шанс.
Дирижер недоверчиво взглянул на меня, но отсчитал палочкой «Раз-два-три-четыре», разрисовывая воздух причудливыми фигурами, и музыка втянула мою волю в мягкие объятия.
Не знаю откуда брались резервы, но я пела. Хрипловато немного, но пела. Почти отключалась от мира, когда вытягивала высокие свистящие ноты, срезая их в жесткий драйв, почти скрим. Расщепление расслабляет связки, я знала это, потому старалась использовать только его, чтобы не дай Бог сорвать голос. От этого песня получилась очень роковой, колючей и драйвовой.
На последних нотах, где глиссандо и длинная точка вытрясли из меня последние силы, я просто откинулась на стену и чуть не рухнула под ноги клавишнику. Он вместо меня схватил драгоценный инструмент и шарахнулся в сторону.
Но мне помог Алексей: взял меня за локоть и потащил в коридор.
– Настя, что с тобой? – уже выйдя, грозно выдал дирижер. Холодная рука легла на лоб. – Да ты горишь. Зачем пела с температурой? Могла вообще не приходить, – дирижер затолкал меня в тесный кабинет и усадил на стул.
Я быстро осмотрелась, насколько позволяло вялое состояние. Фортепиано в нише, рядом стол и широкий деревянный подоконник. Окно выходило на проспект, и я увидела, как мимо проскальзывают разномастные каблучки.
– Ты слышишь? – Алексей потянулся и распахнул форточку. – Чуть-чуть свежего воздуха.
Я не могла ответить. Все кружилось-вертелось, словно я – юла. Было и жарко, и холодно, а еще боялась, что меня все-таки вытурят, и… прощай оркестр!
– Эй?! – повторил Алексей и с рывком захлопнул окно. Я поморщилась от неприятного звука.
– Концерт же, не могла пропустить… – прошептала на выдохе и закрыла лицо ладонями. Хотелось разреветься, дать слабину, но я просто сглотнула горький ком и сцепила зубы. Медленно выдохнула, чтобы взять себя в руки. Наверное, простудный чай перестал действовать, нужно еще один выпить.
– Ну, глупо же, – сказал жестко дирижер, подойдя ближе. – Никогда еще не видел таких самоотверженных студентов. А если вот так придавит на концерте, что будешь делать?
Я раскрыла ладони, тряхнула хвостом, отчего светлое