машины, становясь все более редкими к ночи. Дорожную сумку я несу как рюкзак, лямки продавили на плечах глубокие борозды, но я иду, не сбавляя темпа. Слыша только свое дыхание, я постепенно успокаиваюсь. Я не позволяю себе думать о случившемся или о том, куда я иду, а просто шагаю. Вынимаю телефон из кармана и, не взглянув, сколько там пропущенных звонков, бросаю его в кювет с собравшейся водой. Это последнее, что соединяло меня с моим прошлым; почти сразу на душе становится легче.
Натруженные ноги болят, и я понимаю, что если остановлюсь и прилягу на обочине, то уже не поднимусь. Я начинаю идти медленнее, и тут слышу машину сзади. Я отступаю на травянистую обочину и отворачиваюсь от дороги, пропуская автомобиль, но вместо того чтобы скрыться за поворотом, он останавливается метрах в пяти впереди. До меня доносится слабое шипение тормозов и запах выхлопных газов. Я разворачиваюсь и стремглав бросаюсь бежать, не разбирая дороги. Сумка колотит по спине. Я бегу неуклюже, свежие мозоли трутся о ботинки, струйки пота стекают по груди и спине. Автомобиля больше не слышно, и когда я оглядываюсь – при этом меня шатнуло так, что я чуть не упала, – машины не видно.
Я глупо стою посреди пустого шоссе. Я так устала и проголодалась, что не могу мыслить связно. Я уже не уверена, была машина или же я мысленно перенесла на эту заброшенную дорогу визг резины на мокром асфальте, который стоит у меня в ушах.
Сгущаются сумерки. Я уже на побережье: я ощущаю соль на губах и слышу, как волны разбиваются о берег. На указателе написано «Пенфач»; вокруг так тихо, что, идя по деревне и поглядывая на опущенные шторы, лишний заслон от зимней стужи, я чувствую себя непрошеной гостьей. Лунный свет плоский и белый, в нем все кажется двухмерным. Моя тень впереди все удлиняется, пока я не начинаю казаться непомерно высокой. Я дохожу до самой бухты, где скалы обступили полоску песка, словно защищая ее, и спускаюсь по петлистой тропинке. Но тени обманчивы, лунный свет неверен, и я поскальзываюсь на сланце, испугавшись ощущения пустоты под ногой. Я вскрикиваю, теряю равновесие из-за непривычной тяжести моего импровизированного рюкзака, падаю и скатываюсь до самого пляжа. Подо мной хрустит влажный песок. Я осторожно вдыхаю, прислушиваясь, где проснется боль, но боли нет, я ничего не повредила. У меня мелькает мысль – может, я стала невосприимчивой к боли? Может, человеческий организм не приспособлен выдерживать двойную – физическую и эмоциональную – муку? Рука еще саднит, но как-то отстраненно, будто чужая.
Меня охватывает острое желание что-нибудь почувствовать – что угодно. Я скидываю обувь, несмотря на холод, и чувствую подошвами песок. Небо чернильно-черное, полная луна тяжело нависает над морем, и ее двойник отражается в волнах мерцающими дольками. Я не дома. Это самое важное. Здесь ничто не напоминает дом. Плотнее завернувшись в куртку, я сажусь на сумку, спиной к твердой скале, и жду.
Когда наступает рассвет, я понимаю, что, должно быть, заснула: мое оцепенение было нарушено шумом волн, надвигавшихся