заявил я.
Арни в ужасе уставился на меня, затем перевел взгляд на Лебэя. Тот решил не испытывать судьбу. Рыбка была уже на крючке.
– Двести пятьдесят, так и быть, – благосклонно сказал он и вновь посмотрел на меня. Я почувствовал, что мы пришли к некоему соглашению: он не переваривал меня, а я не переваривал его.
К моему стремительно растущему ужасу, Арни достал бумажник и начал отсчитывать деньги. Воцарилась тишина. Лебэй смотрел на Арни, я смотрел на соседского мальчишку, выделывающего смертельные трюки на скейтборде цвета зеленой блевотины. Где-то залаяла собака. Мимо прошли две восьмиклассницы: они весело хихикали и прижимали к юной груди библиотечные книжки. У меня осталась единственная надежда: жалованье мы должны были получить только завтра. За двадцать четыре часа Арни, глядишь, и опомнится. Он начал напоминать мне мистера Жабба из Жаббз-холла.
Я оглянулся: Арни и Лебэй с грустью смотрели на две купюры по пять долларов и шесть – по одному. Больше в бумажнике, по всей видимости, ничего не было.
– Можно я вам чек выпишу? – спросил Арни.
Лебэй лишь сухо улыбнулся.
– Хороший чек! – затараторил Арни. – Обналичите без проблем, клянусь!
Он говорил правду. Мы все лето работали у братьев Карсон, строили расширение автомагистрали I-376, про которое питсбуржцы говорят, что достроят его ко второму пришествию. Однако нам было грех жаловаться: многие наши ровесники трудились за жалкие гроши либо вообще не нашли работу на лето. Мы же делали неплохие деньги, иногда даже брали сверхурочные. Брэд Джеффрис, наш бригадир, сначала не очень-то хотел брать на работу такого хлюпика, как Арни Каннингем, но в конечном счете решил, что ему пригодится регулировщик; девчонка, которую он взял на эту должность, залетела и выскочила замуж. Арни начал с малого, но постепенно заслужил доверие Джеффриса, и тот стал доверять ему работу посложнее, а летнее солнце даже немного подсушило Арни прыщи. Все-таки хорошая штука – ультрафиолет.
– Не сомневаюсь, сынок, – сказал Лебэй, – но мне нужны наличные. Ты же понимаешь.
Не знаю, понял ли его Арни, зато я прекрасно понял: в случае если по дороге домой кляча окончательно отбросит копыта, остановить выплату по чеку ничего не стоит.
– Да вы позвоните в банк! – В голосе Арни уже слышалось отчаяние.
– Не позвоню, – возразил Лебэй, почесывая подмышку над корсетом. – Уже почти половина шестого. Банк давно закрыт.
– Тогда возьмите задаток! – Арни протянул ему шестнадцать долларов.
Вид у него был прямо-таки безумный. Вам не верится, что взрослый парень, которому скоро разрешили бы голосовать на выборах, так помешался на старой развалюхе – причем в считаные минуты? Я и сам не мог в это поверить. Зато Роланд Д. Лебэй ничему не удивлялся: тогда я решил, что он всякое повидал за свою долгую жизнь. Лишь много позже мне пришло в голову, что его странная уверенность имела другой источник. Как бы то ни было, если в его жилах когда-то и текло молоко сострадания и доброты, оно давным-давно створожилось.
– Меньше