Пилот штрафной эскадрильи. Юрий Корчевский

кружил возле. Он видел, как самолет запрыгал по неровному полю и остановился. Экипаж выбрался из кабины и кинулся прочь от горящего самолета, на ходу выхватывая пистолеты.

      «Нет, не брошу, – решил Михаил, – а иначе – как они переберутся через передовую? Уж лучше смерть, чем плен!»

      Родственники попавших в плен военнослужащих испытывали на себе всю тяжесть воздействия жестокого бериевского НКВД.

      Михаил выпустил шасси и пошел на посадку. Петр понял, что он задумал, и замахал руками, запрещая ему посадку. Но Михаил стиснул зубы, выпустил закрылки и потянул рычаг на себя.

      Сказать, что самолет трясло, – значит не сказать ничего. Его раскачивало на кочках, как корабль в море во время жестокого шторма. «Не хватает только шасси поломать и здесь остаться», – со страхом подумал пилот. Но глаза боятся – руки делают.

      Михаил подрулил поближе к экипажу, открыл форточку, распахнул бомболюк.

      – Командир – в кабину, штурман и стрелок – в бомболюк.

      Кабина бомбардировщика не была рассчитана на второй экипаж – в ней и без того было тесно.

      Петр Демидов забрался в кабину через нижний люк и улегся на бок, прижавшись спиной к борту. Штурман и стрелок забрались в бомболюк. Как они там держались? За что? За держатели для бомб?

      Михаил закрыл створки бомболюка, развернул самолет и по своим же следам на слегка заснеженном поле начал разбегаться. Машину трясло, штурвал рвался из рук. Наконец взлетели. Тряска прекратилась, Михаил убрал шасси.

      – Штурман, курс!

      Штурман ответил мгновенно.

      Михаил перевел газ на форсаж. Слегка поддымливая моторами, «пешка» набирала высоту.

      – Передовую прошли, – сообщил штурман.

      Михаил отжал штурвал от себя, убрал газ. Надо опуститься ниже – так он будет меньше заметен для немецких истребителей, если попадутся. Вот где пригодился опыт работы в сельхозавиации. Самолет шел на бреющем полете, едва не задевая винтами верхушки деревьев – потоком воздуха их наклоняло. Земля пролетала мимо с пугающей скоростью. Конечно, на «Аннушке» он обрабатывал поля на 150—180 километрах, а сейчас скорость «пешки» была вдвое выше.