Ксюша Вежбицкая

Не поехать ли нам за счастием?


Скачать книгу

тишины.

      – Варианты?

      Руки, которые поразили ее магией управления музыкой, сложились на груди. Губы дирижера нетерпеливо поджались.

      – Что вы смогли увидеть?

      Тишина длилась слишком долго, растаявший в воздухе вопрос требовал ответа. Когда нервное напряжение аудитории достигло высшей точки, молчать стало невозможно, и она тихо произнесла:

      – Работу мастера.

      Однокурсники как-то тупо и недоверчиво уставились на нее, а дирижер отыскал ее глазами, и на секунду в уголке тонких губ мелькнула улыбка.

      Ей нравился запах репетиционного зала: запах старого дерева – так же пахнут книжные полки, дерзкий лаковый дух новых инструментов, едва уловимая нотка парфюма красивой тонкой скрипачки. Нравился шелест нот. Нравилось смотреть на оркестр, но больше всего она любовалась руками дирижера – легкими, сильными, властными, гибкими, с жилками.

      Каждый раз они смотрели, как репетирует оркестр, а потом начинали занятие. Пальцы неуверенно чиркали воздух. Временами на факультативе преподаватель подходил к ним и выправлял положение рук. Однажды подошел и к ней. Мгновение дирижер критически оценивал дрожащую тонкую ладошку. Потом мягко обхватил ее, поворачивая в нужную сторону. Мир совершил кувырок, пальцы онемели, и она не знала, хватит ли сил устоять. Алиса почувствовала запах тела, но не отстранилась. Она ощутила запах дерева, обожженной глины, крепкого чая из детства, с индийской принцессой на коробке, а еще глубокий, чуть сладковатый аромат, который трудно описать, – мускус.

      В руке дирижера ее пальцы оказались мягкими и податливыми, словно воск. Вылепив свою композицию, он удовлетворенно кивнул и ушел. Несколько мгновений воздух ощущался теплым и ароматным облаком. Она закрыла глаза и попробовала представить услышанный запах еще раз.

      Прилежная ученица, в комнатке общежития девочка по часу водила острым концом рисовальной кисточки в воздухе, воображая отточенность движений. Но ее руки были слабыми, кисть затекала, а мышцы болели. Гораздо приятнее сесть за фортепиано. Тугие и гладкие клавиши казались понятнее. Она нажимала их, и тонкие пальцы утопали. Потом вступала правая рука – хрустальные капельки. Гроздья капелек. Дождь капелек. Чистый и прохладный. Однажды, открыв глаза после нежной импровизации, Алиса обнаружила рядом однокурсницу, облокотившуюся на покатый лаковый бок инструмента. Она смотрела вдаль и думала о чем-то своем. Когда упала последняя капелька, взор искушенной и измученной музыкальной школой студентки затуманился, и она с благодарностью посмотрела на Алису, словно заново открывшую для нее красоту звучащей мелодии, избавленную от ненавистного академизма.

      Тем утром ласковый солнечный свет полновластвовал в аудитории, подсветив пылинки и сонные лица студентов. Одно лицо выделялось особенно. Окруженное золотым солнечным ореолом, оно казалось почти прозрачным. Волосы, глаза, ресницы и кожа были настолько светлыми, будто сами излучали свет в сером пространстве класса. И он