иметь, озвучивая свою просьбу. Соглашаясь на предложение Данилевского, писатель четко понимал, что войдет в состояние вражды со своей семьей, которая категорически не приемлет эксгумации тела сестры, и переубедить мать, женщину старых правил и закоснелых взглядов, у него вряд ли получится. В такой обстановке просить об одолжениях было бы верхом безнравственности с его стороны. Но и обещание другу детства и юности он уже дал. Писатель оказался между двух огней, и времени на принятие решения практически не оставалось. Его несчастью, как обычно бывает в таких ситуациях, помог случай – все-таки дело было богоугодное, и обойтись без помощи Всевышнего в таком вопросе он не мог.
«Не было бы счастья, да несчастье помогло». В неурочный час сборов, от которых упрямый Яновский не желал отказаться даже по причине недостаточности средств на пороге его квартиры показался впавший волею случая и своей недальновидности в опалу Языков.
– Здравствуй, – робко произнес он, на полусогнутых входя в комнату писателя.
– А, и ты здесь. Не ждали, не ждали.
– Не пригласишь?
– Сюда? Зачем? Я полагал, мы встретимся на очередном заседании клуба любителей магических заклинаний?
– А я полагал, ты там больше не появишься?
– Ты как всегда, в точку. Но извини, у меня сборы, а они как пожар. Так что давай обсудим твое и мое поведение как-нибудь в другой раз.
– Я вижу, ты сердишься.
– Наблюдательный человек. Поэт. Нечего сказать.
– Перестань ерничать, прошу тебя. С того злосчастного вечера я места себе не нахожу.
Гоголь поднял глаза и посмотрел на друга. С любым иным после всего, что случилось, он бы разговаривать не стал, но здесь – то ли старые добрые отношения сыграли роль, то ли болезнь Языкова (у него был нейросифилис), периодически осложнявшаяся и превращавшая великого поэта в еле стоящее на ногах существо пробудила к нему жалость со стороны Николая. Поэт спал с лица, был бледен, с трудом говорил и опирался на дверной косяк. Гоголь, с малолетства альтруистичная и человеколюбивая натура, не мог созерцать сие равнодушно – он почувствовал себя обязанным поговорить с другом и предложил ему сесть.
– Ты уезжаешь?
– Да, мне срочно надо вернуться в Полтаву. Случилось нечто, что требует моего присутствия. Семейные дела.
– Понимаю. Все же я пришел сюда, чтобы извиниться перед тобой… Я не хотел, я не думал, что все так получится…
– Пустяки. Когда я услышал название той организации, то должен был сам все понять и ретироваться, не дожидаясь всевозможных проявлений бесовщины. Так что взрослый человек, сам виноват…
– Нет, ты не понял. Мне кажется, твой приход туда не был ошибкой. Он носил сакраментальное, даже магическое значение.
– Ну уж это слишком. При всем уважении к тебе я не намерен продолжать посещать эти, с позволения сказать, собрания…
– Что ж, была бы честь предложена. Решать, разумеется, тебе.
Когда