как некогда твои руки, и солнце было жарким, как некогда твои губы, так же кожу мою обжигали. Тот кит теперь, обработанный лаком, с трещиной на спине, стоит на подоконнике, как напоминание, как отправная точка, как вдохновитель, компас и, как друг. Я исключил его из тысячи, теперь он нечто большее, примерно, как любимый пёс. Теперь он машет мне ночами своим обломанным плавником и подмигивает, я уверен, хоть этого и не видно ночами, когда я не знаю, что делать, когда я теряюсь. Ведь так нелегко оставаться всегда в колее, бесконечно ваять однообразие, пусть и с явными, или не очень, различиями. Тяжело видеть цель, если цель – всего лишь твоё видение решения чьей-то прихоти. Хорошо, что у меня есть тот самый первый кит.
Однажды, продав за приличные деньги семью оленей, которых заказали мне через интернет, я шёл по Лиговскому проспекту и, вдруг понял, что я же никогда не надевал костюм! То джинсы, то шорты, ну максимум – спортивный, но чтоб вот так – пиджак, со стрелкой брюки, белая рубашка и ботинки, лакированные непременно! И я свернул в торговый центр, я шлялся по всем магазинам пока вдруг не увидел то, что надо! И я увидел в зеркале другого человека! И я купил себе костюм, я в нём пошёл домой, я чувствовал, что где-то что-то может, упускаю, я знал, что мир гораздо шире, чем твои киты. Я завернул в кафе, сел у окошка, просто повезло, я заказал себе самый крепкий кофе, который был у них и я задумался о том, как изменился мир, как стали ярче люди, как выше светит солнце, как много вдруг вокруг красивых лиц, как стал вкуснее кофе, чем тогда, почти три тысячи ночей назад! И в мире ещё стало на семьсот четырнадцать китов из дерева, но больше.
Однажды, вдруг, я был охвачен паникой, я вдруг подумал, что не смогу, что не успею изготовить тысячу китов! И я вскочил, посреди ночи, оделся, выбежал во двор и стал смотреть на небо, в поисках тех звёзд, которые ответят мне на все вопросы, которые укажут мне мой путь иной, которые, быть может, мне подарят тишину, покой. Я небо звёздное испепелял, я крыши исцарапал взглядом, а после, как на небе занялась заря, я побежал за деревом, за заготовками, а заодно, купил себе станок, чтобы ускорить процесс формирования образа кита. И в следующую неделю, я сделал два десятка одинаковых, малюсеньких китов, самых простых, без всяких изворотов тела и слёз из глаз. Простые, ровные киты, почти без обработки наждачкой, почти без души. А после, я сидел среди стружки, в древесной пыли, с всклокоченными волосами, с занозами, и смеялся. Смеялся сам над собой, смеялся над тем, что боялся опоздать туда, куда опоздать невозможно.
И я считал своих китов, как дни, что мне остались, или отмеряны судьбой, я заносил в тетрадку все свои успехи, записывал и неудачи все, я зарисовывал эскизы, когда мне ночью вдруг не удалось заснуть, или тогда, когда, пил крепкий чай, лежал весь в стружках, на полу, разглядывая звёзды, пытаясь угадать, какую этой ночью выбрала бы ты. Наверное, угадывал, а может – нет. Скорей всего, конечно же, – нет. А еще, я завёл