занимающее всю стену приемной залы. Граф будет доволен выправкой своего однополчанина, а Виталий, как бы говорил всем своим видом: «Я готов служить отчизне под руководством своего мудрого и любимого командира. Верой и правдой оправдаю доверие отца родного». В зале было прохладно, так как тяжелые коричневые шторы не пропускали солнечных лучей. Виталий слегка дрожал и прислушивался, но тщетно, огромные дубовые двери не пропускали ни единого звука из кабинета директора департамента. Прошло не меньше часа и наконец двери распахнулись и в зал вышли два генерала. Кукушкин втянул голову и застыл, боясь выдать свое присутствие учащенным дыханием.
–Родина, честь, долг, порядок и верность, дорогой генерал – это не добродетель, а врожденные качества. Они либо есть, либо их нет. Ты можешь стать добрее или злее, умнее, сильнее, но порядочным стать не сможешь. Если матушка или отец были продажными тварями, то грешно от их потомства требовать чести и верности. Увы, таковы законы наследственности. Во всех сословиях есть порядочные – люди чести и непорядочные. Как увидать сию подлую кровь в маленьком мальчике? Остается либо довериться чести его отца или матушки, иль вовсе отказать с порога. Если не распознать, то такой погубит не только себя, когда выйдет на службу и получит задание, но и своих братьев по оружию. Я людей чую и понимаю на что они способны и что им нельзя поручать. В итоге моя разведка стала лучшей в Европе и это признали даже англичане, но мне не хватает учеников, проверенных в деле. Даже следователя толкового для раскрытия самого что ни на есть будничного убийства и то днем с огнем не сыскать. Вот пример: один из самых талантливых моих учеников – Федя Тютчев выказал талант поэтический и мог, а я считаю, что и должен был стать выше Пушкина, но сие мне не нужно, а мне нужен резидент в Германии, а не крючкотворец. Я предложил ему выбор: публикации, гонорары и всемирную славу, после выполнения задания или безвестность за тридевять земель от России? Мой ученик выслушал мое предложение и просто спросил, -Если бы вам не нужен был человек там, в Баварии, вы бы меня напечатали? У меня сжалось сердце, мой мальчик хорошо почуял то, что я счел его незаменимым для дела и согласился подождать со стихами и прежде выполнить мое задание.
Я не мог говорить от радости, переполнявшей меня. Хотел закурить, но не смог высечь искру, тогда Федя подошел к моему креслу, сам ударил по огниву, долго смотрел на тлеющее пятно в моей трубке, затем грустно улыбнулся и тихо сказал:
–Такая похвала дорого стоит, зато я теперь точно знаю, что у меня есть один преданный и любящий меня читатель.
Через год он прислал мне письмо с новым стихотворением, но и до сих пор я не могу его напечатать. Я осуждаю себя, что не даю ему писать, может быть в самые его плодотворные годы, ведь поэтический век очень краток. И, как это наши дворяне не видят, что Пушкин не столь гениален? Да, я практически уже приказал отсеять, убрать Пушкина, он меня раздражает, но если меня спросят на небесах, каюсь ли я в своей жизни, то отвечу, что грешен лишь тем, что не даю писать Федору Тютчеву и за сие нет мне прощения.