будущую поездку.
Проходим мимо нескольких людей, упорно склонившихся над лунками. Около одного лежат два огромных полосатых окуня. Увидев нас, он гордо поднимает голову, его глаза светятся радостью.
Я впервые в своей жизни вдыхаю неповторимый запах закованного льдом Чудского озера. Комбинацию его составляющих трудно описать словами, её можно лишь мысленно представить перед сборами на следующую подлёдную рыбалку.
Надежда умирает последней
Чудское озеро в тот год «встало» сразу и необычно рано – в конце ноября. Крепкие морозы и безветрие нарушили правило замерзания с третьей попытки – меньше недели потребовалось ранней зимушке, чтобы заковать непокорные водные просторы двадцатисантиметровым ледяным панцирем.
После недлинной дороги мы оказываемся на ещё осеннем берегу с остатками запахов ушедшего лета. Несколько шагов – и зима, полноправная хозяйка озера, встречает нас, приглашая рассаживаться, кто где захочет, только вот угощение спрятано подо льдом и каждый должен сам его найти.
Вода в лунках оказалась мутноватой, подтверждая необходимость двухнедельного отстаивания после осенних штормов. Окуни, которых мы пытались ловить, или не видели блёсен, или у них просто не было аппетита.
Где-то на втором десятке пробуренных лунок что-то небольшое зацепилось за блесну, осторожно вытаскиваю – ряпушка. Через несколько минут ещё одна, удовольствия немного, мелковата рыбка, зато вкусовые качества изумительные, не зря говорят, что это была любимая рыба самого Ивана Грозного. Отведав её, он издал указ, смысл которого сводился к тому, что «рыба сея, только к царскому столу, а за промысел оной без дозволения – смертная казнь».
К полудню мы с папой на двоих поймали десяток царских рыбок, и сковородка деликатеса уже была наградой за пробуренные лунки, но хотелось ощутить поклёвку чего-то, пускай менее вкусного, но более крупного.
С приближением вечера усиливалось чувство испорченного праздника. Первая подлёдная рыбалка нового сезона оказалась неудачной, утреннее приподнятое настроение сменилось подавленным. Новые лунки руки не хотели бурить, но чтобы не спасовать перед отцом, продолжаю добросовестно дырявить лёд и мутить без того мутную воду. Наконец, нам обоим надоело проделывать бесполезную работу, и мы идем к берегу.
У самого тростника расположилась большая группа «мотыльщиков», у лунок которых лежат кучки ершей. До отхода машины есть ещё время и, по предложению папы, мы садимся на свободные лунки. Настраиваю глубину (она здесь гораздо меньше) и замечаю, что вода чистая, на отмели, видимо, успела отстояться. Начинаю ловить и сразу же вытаскиваю ерша на блесну.
Хочу похвалиться папе, он в этот момент вываживает крупного окуня. Группа «ершатников» поворачивает головы и наблюдает. Папа опускает блесну в лунку, несколько взмахов – и вот уже килограммовый налим на льду. Рыболовы вскакивают, начинают менять мормышки на блёсны, бурить вокруг нас новые лунки. Через несколько минут вижу, как у папы сгибается удильник, и он с трудом вытаскивает полуторакилограммовую