.

плана. Все выглядело пристойно и даже немного грустно: один за другим разочарованные юноши и девушки, мужчины и женщины, как, впрочем, и дети, понуро опустив плечи, направлялись к выходу.

      А в кулуарах этих гигантских многоярусных павильонов, в гримерках и комнатах отдыха правил бал разврат. Там элита киноиндустрии жила своей грязной жизнью: дорогие наркотики вдыхались и текли по венам, сметая пыль рутины с вычурного интерьера; фешенебельные шлюхи вились вокруг очередного обдолбанного в дым продюсера и по очереди делали ему глубокий минет без рук, несмотря на то, что уже на протяжении нескольких лет у этого обрюзгшего тюфяка секс-аппарат толком не стоял, а простата набухла до размеров банана; фаворитки известных актеров весело бегали полуголыми по краю бассейна и брызгались друг в друга шампанским... И блуд, и пошлость, и промискуитет, и растление... и Петровский не мог отсечь всю смердящую клоаку от себя и своего бизнеса. Потому хотя бы, что эта пресловутая клоака и была фундаментом бизнеса. Однако, чтобы не соврать, надо обозначить: его стенами и крышей – тоже...

      – Не называй меня параноиком при подчиненных, – негромко сказал вдруг Андрон, надвинув шляпу на глаза.

      – Хорошо, – пожал плечами Рысцов, встряхиваясь от наплывших мыслей, и невесело усмехнулся. Совсем тихонько, почти про себя, чтобы не услышал великий режиссер и продюсер. Вслух же поинтересовался: – Давно хотел спросить... Почему у тебя нет свиты?

      – Какой еще свиты? – буркнул Петровский.

      – Ну, знаешь, обычно всякие богатые и знаменитые люди везде ходят со свитой – помощники, телохранители, знакомые, прихвостни всякие... Это вроде как должно их значимость в глазах общества поднимать.

      – Не знаю, как-то не думал об этом. Думаешь, стоит организовать?

      – Ни в коем случае, – быстро пробормотал Валера. – Совсем от мира оторвешься.

      Андрон резко остановился и глянул на друга из-под шляпы. Снова изогнул бровь:

      – Бравируешь?

      – Нисколько.

      Петровский неожиданно рассмеялся, обнажая крепкие зубы. Громко. Открыто и просто, как это бывало раньше. Давным-давно, в прошлой жизни. Когда они были совсем пацанами и собирались по выходным у него дома, чтобы смонтировать очередной «шедевр», отснятый на обыкновенную VHS-ку с обглоданным старой маразматичной кошкой поролоном на микрофоне.

      И Рысцову сделалось теплее на душе. Гнетущее предчувствие какой-то гадости немного сдало позиции. Он тоже улыбнулся и почесал маленький старый шрам над левым ухом, который прятался от посторонних глаз за короткими смоляными волосами, лишь чуточку вспоротыми сединой...

      – Иди ко мне в кабинет, а я сейчас порешаю некоторые вопросы с Митиным и подтянусь, – сказал Андрон. – Если Копельников пожалует, задержи его под любым предлогом. Попытается улизнуть – останови. Можешь наручниками приковать к батарее. Они у меня в правом верхнем ящике стола.

      – Один вопрос и одна же поправка.

      – Валяй. Только скорее...

      – Зачем тебе наручники? И правильно говорить не «порешаю», а «решу вопросы».

      –