войну.
Но как я могла быть уверена? На чашах весов с одной стороны было мое желание, а с другой – последствия, мысль о которых все время била по моей решимости, стараясь изорвать ее в клочья. То, что мы сделаем здесь сегодня, нельзя будет скрывать вечно. Когда вновь зазвучал голос Томаса, внезапно ставший хрипловатым, это были не галантные заверения в любви, что было бы мне больше по душе, а напоминания о тонкостях действующего закона, что на тот момент было, конечно, более важно и уместно.
– Нам ничего не мешает, Джоанна. И нет никаких препятствий к тому, что мы сделаем.
– Но и разрешения на это у нас тоже нет.
– Нам не нужны никакие разрешения. Для совершения такого шага необходимо только наше собственное желание.
– Они бы остановили нас, если бы узнали.
– Поэтому они ничего и не знают. И не узнают. Пока что не узнают. Не раньше, чем я заработаю себе имя, которое нельзя будет просто так сбрасывать со счетов.
Я не считала его наивным, но мне показалось, что он думает сейчас лишь о ближайшем сражении, упуская стратегическое вúдение всей кампании. Томас оглянулся на своих пажа и сквайра. Они тоже вошли в сарай для ловчих птиц и теперь, теснясь в этом небольшом помещении, стояли так близко от нас, что едва ли не наступали на подол моего платья.
– Вы двое сейчас станете свидетелями того, что мы скажем. И вы никому об этом не скажете, пока я не дам вам на то свое разрешение.
– Да, сэр Томас, – четко проговорил сквайр, тогда как паж, пребывавший в состоянии благоговейного страха, просто лихорадочно закивал в ответ.
– Поклянитесь своей честью, – потребовал Томас.
– Клянусь честью, – ответил сквайр. Паж судорожно сглотнул.
Затем он повернулся ко мне.
– Жаль, что вы не могли привести с собой одну из своих женщин. Из нее свидетельница была бы лучше, потому что ей вряд ли суждено погибнуть в бою.
Паж стал бледным как полотно.
– Я могла бы, конечно. Но только в том случае, если вы не будете возражать, когда сплетни об этом облетят все башни замка в течение ближайшего получаса.
Порой мужчины, иногда даже те, которыми все восхищаются, бывают удивительно непрактичными. Я надеялась, что слуги Томаса не склонны к распространению сплетен или же так боятся своего господина, что в любом случае будут держать язык за зубами. У пажа, например, от испуга сама собой отвисла челюсть.
Томас протянул руку:
– Тогда да будет так.
– Да будет так, – повторила я.
Я положила руку на его ладонь, коснувшись пальцами его запястья; он сжал ее и заговорил:
– Таково мое желание. Сегодня я стану вашим мужем. Если вы хотите меня себе в мужья.
Когда я повторяла его слова, птицы вдруг заволновались, а хрупкий с виду кречет принялся энергично прихорашиваться, чистя свои перья.
– Таково мое желание. Сегодня я стану вашей женой. Если вы хотите меня себе в жены.
– Я обещаю вам свою любовь, свою верность и защиту моего тела, пока смерть не заберет меня.
– Я