чтобы немного прийти в себя и дать улечься охватившей меня панике. Но спокойно постоять мне не дали, потому что в дальнем конце залы в тени колонн я заметила три фигуры, будто специально выстроившиеся по росту на убывание: Уильям Монтегю из Солсбери, наследник короля Эдуард и мой брат Джон, которые последовали за мной, чтобы выяснить причину моего срочного вызова к матери. Они явно ожидали меня там, потому что сразу двинулись в мою сторону, как только я вышла. Оторвавшись от стены, я тоже пошла им навстречу с невинным, как мне хотелось думать, выражением на лице, на ходу соображая, что можно им говорить, а что нельзя.
– Что она хотела? – без всяких церемоний сразу спросил Джон.
– Ничего такого, о чем следовало бы слышать твоим маленьким ушкам, братишка, – ответила я ему, но взгляд мой в это время был прикован к потомку рода Солсбери.
Знал ли Уильям, о чем шел наш разговор? Сообщили ли ему уже, что мы с ним вскоре будем соединены священными узами брака? Очень может быть. Он не проронил ни слова, но Уильям как раз вполне способен держать свои намерения при себе. Я следила за ним сквозь полуопущенные ресницы. Вот он, человек, который, согласно планам наших родителей и короля с королевой, должен стать моим будущим мужем. Поскольку я не давала обещаний держать все в тайне, возможно, сейчас наступил подходящий момент, чтобы прокомментировать тот факт, что мы с ним волею не зависящих от нас сил и обстоятельств обречены провести свою жизнь вместе.
Все бы хорошо, вот только горло мое сковал страх, так что я буквально не могла выдавить из себя ни слова.
Зато смог Уильям, который отодвинул Джона в сторону и спросил:
– Ты сказала своей матери правду?
Я напряженно прищурила глаза.
– Тебе нет необходимости лгать мне, – продолжал он. – Я все знаю. У меня везде свои люди. Что на тебя нашло, Джоанна? Где твое благоразумие?
Этот осуждающий тон вернул мне голос.
– Ты что, подслушивал под дверью, Уилл?
– Да.
– Под какой дверью? – Эдуард, не понимавший, что происходит между нами, мгновенно заинтересовался, и глаза его подозрительно забегали от меня к Уильяму и обратно. Джон, напротив, потерял всякий интерес и, взобравшись на скамью у окна, уселся там, обняв колени, в позе скорчившейся горгульи.
Уильям слегка подтолкнул Эдуарда локтем, игнорируя его вопрос.
– Ты должна сказать, – настойчиво продолжал он. – Ты должна сказать ей.
– Я знаю.
– Если ты не скажешь, это сделаю я.
Разумеется, я должна сказать правду. Но только тогда, когда я сама это решу, а не по подсказке моего суженого. На миг я представила себе, как он стоит между нашими матерями и твердым голосом рассказывает им о том, что я натворила. А также живо вообразила, как на мою голову одновременно обрушивается гнев двух взбешенных дам.
Я быстро шагнула вперед и взяла Уильяма за руку:
– Ты не посмеешь!
Но Уильям, нисколько не испугавшись, сбросил мою руку.
– Не посмею? Конечно посмею. Если я этого не сделаю, каким дураком я буду выглядеть, когда все