таинственной. В квартирах таких домов, как говорят старые люди, обязательно должны водиться свои, добрые домовые.
Раздевшись, Саня вошёл в гостиную. Первым делом он посмотрел на стрелки старинных, напольных маятниковых часов.
– Давай-ка я тебя чаем напою, а то как бы не заболел. Посмотри на себя: весь продрог! – Не спрашивая на то согласия, Екатерина Николаевна уже звенела на кухне чашками.
Поставив перед гостем на блюдечке красивую фарфоровую чашку с дымящимся ароматным чаем и небольшую, миниатюрную, хрустальную розетку с вишнёвым вареньем, она, как обычно, умостилась на диване.
– Ешь, и не обращай на меня внимания.
– Спасибо, тёть Кать! – поблагодарил Саня, а сам подумал: «Ну, прям, как по сценарию».
– Пей, пей, спасибо потом говорить будешь.
Захватывая серебряной, десертной ложечкой с витой ручкой душистое, невероятно вкусное варенье, обжигая губы горячим чаем, Саня нет-нет да и поглядывал на часы. Стрелки неумолимо приближались к назначенному времени.
– Надо что-то придумать и предпринять, – лихорадочно размышлял Саня, – чтобы Екатерина Николаевна встала, как было заранее оговорено друзьями.
Уже пятнадцать секунд отделяли их от начала проведения опыта.
– Тётя Катя, – обратился Саня к хозяйке, поспешно допивая чай и уминая варенье. – А ещё можно?
– Что, понравилось? Конечно же, иду, я мигом…
В этот самый момент часы стали отбивать точное время. Екатерина Николаевна поднялась с дивана и направилась к столу, намереваясь повторить угощение. Сделав шаг в Санину сторону, она вдруг остановилась , замерла на месте, безвольно опустив руки. Веки её глаз начали медленно смыкаться. Саня быстро поднялся со стула и подошёл к Екатерине Николаевне, опасаясь, как бы она не упала. Встал рядом с ней возле дивана. Он отчётливо услышал стук собственного сердца, готового выскочить наружу.
В подобном состоянии Екатерина Николаевна пребывала не более одной минуты, не проявляя при этом никаких признаков жизнедеятельности. Потом губы её пришли в еле уловимое движение. Она силилась что-то сказать, но не хватало на это сил.
– … не приставайте к нему! – вдруг негромко, но отчётливо вымолвила она, протянув вперёд руку, словно отстраняя кого-то от себя ладонью. – Слышите?.. Не приставайте к нему. Он не курит!..
Мимика её побледневшего, напряжённого лица в этот момент свидетельствовала о каком-то сильном, глубоком, внутреннем переживании, вдруг охватившим всё её существо.
– Слышите?.. Отдайте очки!.. – дрожащим, полным смятения голосом, произнесла она. – … Прошу вас!.. Ах! – Она испуганно вскрикнула и прижала руки к груди. – Что вы наделали?.. Хулиганы!..
Екатерина Николаевна наклонилась всем корпусом вперёд, обуреваемая негодованием, но ноги её как будто приросли к полу, не давая возможности сдвинуться с места.
– … Кузя!.. Тебе не больно?.. – сочувственным, материнским голосом вымолвила она. – … прошу тебя, … вставай…
Словно в полузабытьи она сопровождала свою, порой – невнятную речь непонятной