ть Испанию по дороге в Африку, и они согласились, что я смогу достойно вернуться туда, если не стану отрекаться от написанного и распространяться о политике. Даже за визой не придется обращаться. Туристам из Америки она больше не нужна.
К 1953 году уже никто из моих друзей не томился в тюрьме, поэтому я планировал показать моей жене Мэри ферию в Памплоне, потом заехать в Мадрид, посмотреть Прадо, после чего, если мы останемся на свободе, посетить бои быков в Валенсии. Далее мы собирались сесть на корабль, направлявшийся в Африку. Я понимал, что Мэри ничего не грозит, так как прежде она не бывала в Испании и общалась лишь с людьми с безупречной репутацией. В случае чего они обязательно придут ей на помощь.
Мы быстро миновали Париж и пересекли остальную Францию, через Шартр, долину Луары, мимо Бордо добравшись до Биаррица, где нас должны были ждать несколько знакомых, чтобы всем вместе пересечь границу. Мы хорошо поели и выпили, условились встретиться в нашем отеле на пляже Андая, чтобы оттуда ехать к границе. У одного из наших друзей было письмо от герцога Мигеля Примо де Ривера, на тот момент посла Испании в Лондоне. Предполагалось, что эта бумага оградит нас от любых неприятностей. Меня это немного приободрило.
Когда мы добрались до Андая, небо затянуло облаками. Утром погода оставалась мрачной и дождливой: плотный туман и облака скрыли от нас горы Испании. В условленное время наши друзья не появились. Мы подождали час, потом еще полчаса и, не дождавшись их, двинулись к границе.
На пропускном пункте веселее не стало. Я отдал четыре наших паспорта полиции. Инспектор, не поднимая глаз, принялся внимательно изучать мои документы.
– Вы не родственник ли писателю Хемингуэю? – спросил он, по-прежнему не глядя на меня.
– Мы из одной семьи, – ответил я.
Он пролистал мой паспорт и уставился на фотографию.
– Вы тот самый Хемингуэй?
Я вытянулся в подобие стойки «смирно» и сказал:
– A sus ordenes. – По-испански эта фраза значит не только «к вашим услугам», но и «в вашем распоряжении». Я слышал, как ее употребляли в совершенно разных обстоятельствах, и надеялся, что произнес ее правильно и соответствующим тоном.
Как бы то ни было, пограничник встал и протянул мне руку со словами:
– Я прочел все ваши книги и высоко их ценю. Сейчас я поставлю в паспорта необходимые штампы и помогу вам пройти таможню.
Так мы попали в Испанию, и все шло лучше, чем можно было ожидать. Всякий раз, когда нас останавливал патруль – на трассе вдоль реки Бидасоа мы насчитали три пропускных пункта, – я ожидал, что нас арестуют и вернут на границу. Но всякий раз патрульные вежливо, хоть и внимательно, изучали наши паспорта и доброжелательно пропускали нас дальше. «Мы» – это пара американцев, приветливый венецианец Джанфранко Иванчич и итальянский водитель из Удине, который направлялся на праздник Сан-Фермин в Памплоне. Джанфранко, бывший кавалерийский офицер, воевал под командованием Роммеля. Мы близко подружились с ним, когда он работал на Кубе и жил в нашем доме. Он встретил нас в Гавре. Водитель Адамо собирался стать гробовщиком и похоронным распорядителем. Кстати, он осуществил свою мечту, и, если вам доведется умереть в Удине, вы сможете воспользоваться его услугами. Никто не спрашивал, на чьей стороне он сражался в годы гражданской войны. В ту первую поездку я для собственного спокойствия иногда говорил себе, что на обеих. Узнав Адамо поближе, будучи восхищенным многогранностью его талантов, достойной Леонардо, я не видел в этом ничего невозможного. Он мог сражаться на одной стороне ради своих принципов, на другой – за свою страну или город Удине, а если бы существовала третья сторона, он мог бы драться и на ней – за Бога, или за компанию «Лянча», или индустрию похоронных контор, или за всех, кому он был одинаково глубоко предан.
Если вы, как и я, любите повеселиться, берите с собой в поездку уроженцев Италии. Нашими спутниками были два отменных представителя этой страны и почтенная «Лянча», которая преодолевала склоны зеленой долины Бидасоа по дороге, тесно обсаженной каштанами. Увидев просветы в тумане, я понял, что за перевалом, когда серпантин выведет нас на плоскогорье Наварры, небо очистится.
Предполагается, что эта книга о корриде, но я тогда мало интересовался боем быков, разве что хотел показать ее Мэри и Джанфранко. Мэри видела Манолете во время его последнего визита в Мексику. День был ветреный, ему достались два паршивых быка, но Мэри понравилась коррида, и я знал, что раз уж ей понравилось даже такое никудышное представление, то настоящий бой быков наверняка придется по душе. Говорят, что, если можешь забыть корриду на год, можешь забыть ее навсегда. Это не совсем так, но зерно истины тут есть, я и сам не посещал корриду четырнадцать лет, если не считать боев в Мексике. Правда, моя ситуация больше походила на тюремное заключение, с той лишь разницей, что я был заперт не внутри, а снаружи.
Я читал сам и слышал от друзей, которым доверяю, о том, что творилось во времена славы Манолете и даже позже. Чтобы защитить известных матадоров, быкам срезали кончики рогов, а потом подтачивали их, чтобы они казались настоящими. Но на самом