все замерло. По дороге домой в голове ее вновь и вновь прокручивалось все то, что болтали на заводе о семейной жизни главного: женат, но детей нет, хотя оба очень хотят ребенка, и жена где-то лечится. Сама Надежда жену эту прежде видела лишь раз – во время первомайской демонстрации – и тогда невольно восхитилась ее элегантностью и изяществом движений.
«Неужели я могу ему нравиться? Но ведь это нехорошо! Господи, что же я делаю?!».
Дома она долго и пристально разглядывала свое отражение в овальном настенном зеркале, купленном к новоселью. На нее смотрело чистое юное лицо с правильными чертами и сияющим взглядом голубых глаз. Гладко зачесанные назад волосы отливали золотом. Неожиданно в памяти встало темноглазое, тонкое лицо – лицо «его» жены.
«Нет, не может быть, я все это себе придумала. Или… может?»
Она прибрала в квартире, надела лучшее платье и стала ждать. Мишка тихо возился с игрушками в своей комнате, и Надежда вдруг вспомнила, что ему нужно делать уроки – он ведь уже две недели, как ходит в школу. Звонок в прихожей заставил ее вздрогнуть. Взволнованная и раскрасневшаяся она побежала открывать, но, распахнув дверь, застыла на месте – на пороге стояла строгая пожилая женщина с седыми волосами.
– Разрешите мне пройти и сесть? – в голосе гостьи звучали нотки раздражения, она шагнула в комнату так уверенно, что растерявшаяся Надежда невольно посторонилась. – Я учительница Миши, если вы помните.
– Да, извините, конечно. Присаживайтесь, пожалуйста.
Окинув взглядом столовую, женщина опустилась на стул.
– Сразу вам скажу: у меня таких учеников, как Миша, в жизни не было! Две недели подряд мы учимся, и две недели он срывает мне уроки! Не сидит – бегает по классу, выкрикивает что-то, карандаш в руке за две недели не научился держать! Посмотрите на тетрадь – всю изорвал, испачкал, не написал ни одной палочки! Вы заглядываете в портфель сына хоть иногда?
Надежда слушала, лепетала что-то невнятное про переезд, а когда учительница, наконец, ушла, торопливо направилась в комнату сынишки. Он оторвался от лошадки, с которой играл, и посмотрел на мать круглыми желтыми глазами. Мать взяла его за ухо и сильно дернула.
– Позорище ты мое! Я тебе покажу, как безобразничать! Будешь сидеть в классе тихо! Будешь! Будешь писать нормально, учительницу слушать!
Она приговаривала, каждый раз сильно дергая мальчика за ухо. Мишка молчал – только по лицу его текли слезы, – и это молчание окончательно вывело Надежду из себя. Метнувшись к шкафу, она вытащила оставшийся после мужа ремень.
– Дома, вот какой тихенький, а в школе вон как себя ведешь! – сложенный вдвое ремень с хлестким звуком опустился на попку ребенка.
– Папочка, папочка! – закричал мальчик и, дрыгая ногами, покатился по полу. – Папочка, помоги!
– Поможет он тебе, как же! – мать дала ему еще пару раз ремнем, потом опустилась на пол и заплакала. Они так и сидели рядом на полу, плача, пока Мишка не заснул.