основательно, как к важному ритуалу, не терпящему суеты. Поочередно выставлял на серванте круглое зеркальце на подставке, миску с горячей водой, кусок мыла, полысевший помазок и опасную бритву. Степенно усаживался на табурет. И начиналось действо под мычание неизвестной мне мелодии. Уложенный помазком слой пены скрывал щетину. Лезвие острой бритвы, подчиняясь уверенным движениям руки, спокойно, несуетливо ходило по подбородку. Как завороженный, смотрел я на его движения. И улыбался: дедушка не будет колючим. Любил он обнимать и щетиной покалывать.
А папа брился электрической, «Харьков» называлась. Если он доставал из шкафа небольшой футляр коричневого цвета, я в нетерпении знал: походу в кино и мороженому «Пломбир» в вафельном стаканчике быть. Пару минут жужжания, и бритва со спиралевидным проводом аккуратно укладывались обратно в футляр. Последний, фирменный штрих – папа плескал на руки одеколон «Шипр» и, фыркая, растирал его по гладкой коже. Да-да, мой воскресный день пах «Шипром».
Гитарист.
Помню, с наступлением пубертатного возраста вдруг с удивлением обнаружил в одноклассницах сто-о-о-о-лько интересного. Будто другими глазами взглянул на них. Красиво изогнутые брови, стреляющие огненными стрелами глаза и завитки волос могли заставить забыть все их вредности. А при взгляде на выпуклости девчонок сердце начинало биться учащенно и лицо наливалось кровью.
Старшие ребята говорили: «Чтобы понравиться девчонкам нужно играть на гитаре. А ещё лучше – петь под неё. Это проверенный способ». Наматываю на ус бесценный опыт и придумываю план.
В нашей семье уже были два музыканта. Папа на гармошке играл. А брат в столь юном возрасте довольно неплохо умел играть на многих инструментах, в том числе и на акустической шестиструнке. Мне было неудобно просить, к тому же был уверен, аккорды выучить труда не составит. И вот, выждав момент, когда дома никого не было, втайне от всех взял в руки инструмент – погладил лакированную поверхность верхней деки, пробежался подушечками пальцев по ладам грифа, покрутил колки. Сваренные братом накануне струны выглядели новенькими. С усердием дергал и ударял по ним, извлекая, на мой взгляд, гениальные звуки. Я уже видел себя в грезах обласканным вниманием девчонок, толпами с истеричным визгом бегающих за мной. Но недолго преследовали меня фанатки. Всё, в том числе и муки домочадцев и соседей от моих адских какофоний, закончилось на раз-два. Взинььь – прозвенела, изогнувшись дугой, порванная струна. А с ней – последняя кода несостоявшегося гитариста.
Смотрю на покалеченный инструмент и понимаю: музыкантом мне не быть и песен дворовых не петь. Не моё. Решил продолжить заниматься танцами: они тоже нравятся девчонкам. Тем более, неплохо у меня получалось.
Теперь брат узнал: тогда струна порвалась не сама по себе. Надо поискать в шкафах, не завалялись ли там запасные.
Зарница.
Я