утром машина встречает его штрафной зелёной квитанцией, засунутой полицейским под дворник.
Когда Барсуков искал место для машины, он всегда напевал заговор: «Парковка-морковка, парковка-уголовка, покажись, появись,» Часто это помогало: паркинг организовывался. Вот и сейчас Барсуков в процессе напева про морковку заметил а сплошном ряду маши, стоявших н на набережной Шпрее, разрыв, куда можно было воткнуть и свою машину Он немедленно воспользовался открывшейся возможностью.
Утром следующего дня Барсуков был ошарашен зловонием, которое заполняло нутро машины. Оказывается поставил он автомобиль над канализационным люком. и за ночь сточные миазмы насытили всё в салоне машины. Вонь не выветривалась. Пришлось менять фильтры и обшивку.
Если такая атмосфера была характерна для центра Берлина (там действовала старая канализационная система), то чем дальше от центра, тем воздух становился чище и чище Однако и в центе горда можно было найти районы с качественным воздухом. Так особо хороший воздух был в недрах Тиргартена, большого парка (более 200 га.). который тянулся от Бранденбургских ворот до площади Большой Звезды и дальше. Кроны парковых насаждений были настолько плотными и густыми, что даже пронизывающая парк напряжённая в транспортном отношении улица 17 Июня никак не влияла на парковую атмосферу, наполненную запахами зелени, воды и цветов. Кстати, Барсуков посчитал, что для такой важной в историческом плане улицы, название «17 Июня» – довольно дешёвое и конъюнктурное. Подумаешь, рабочие Берлина в этот день в 1953 году заколобродили против правительства ГДР.
Барсуков был хорошо знаком с Тиргартеном. Он жил недалеко от Бранденбургских ворот и каждое утро наведывался в парк для совершения пробежек. Вообще-то бег он не любил, предпочитая его велосипеду. Но, поскольку в Берлине на велосипеде особенно-то не погоняешь, то приходилось заниматься джоггингом. Он считал, что его организму необходимо движение, активность. Считал ли так организм – не известно. Бывали свлчаи в среде джоггеров, когда мнение мозга и организма по этоиу полоду не совпдали.
Пробежку он совершал по широкой парковой дорожке, которая пролегала параллельно улицы 17 Июня. По дорожке бежало много людей. Особенно выделялись жизнерадостные женщины 39—35 лет, которые с удовольствием приветствовали встречных джоггеров энергичным «Морген!»
Пробежав до конца парка, Барсуков разворачивался и начинал бег в обратном направлении. Закончив пробежку, он в киоске на площади 18 Марта (тоже революционное название) брал банку пива. Жена Барсукова упрекала мужа в том, что для него главное не бег, а возможность выпить пива. Ну, чисто женский взгляд на проблему.
По площади в своё время проходила Берлинская стена, два фрагмента которой оставлены на площади как память об историческом сооружении и о тоталитарном прошлом. Вот ведь было дуроломство: город стеной разделить. Барсуков представил Петербург пополам разделённый стеной и ужаснулся.
Освежившись пивком. Барсуков не спешил домой. Он часто совершал прогулки по парку. А посмотреть там было на что. Помимо мостиков,