фигура, но плечи широки. Руки длинные, натруженные, а пальцы цепкие и узловатые, под ногтями запеклась кровь и грязь. Типичный люмпен[4] после повседневной перепалки, такие встречаются повсюду. Другое дело – одежда. Темно-бордовая толстовка местами посвежела на пару тонов – ее залило кровотечение из носа, а также в ней застряло множество костных щепок от лопнувшей рядом со мной головы хозяина этого дома. Левая штанина джинсов была дырявой и буквально пропиталась темными пятнами. Скользнув взглядом по узорчатой настенной плитке, я обнаружил что-то вроде гардероба на втором этаже, стоящего прямо за бильярдным столом.
Порывшись в нем, я отдал предпочтение длинному закрытому пальто, во многом потому, что оно скрывало все мои увечья и следы кровавой бойни на изначальной одежде. В одном из его глубоких карманов я очень кстати обнаружил солнцезащитные очки-авиаторы, которые аккуратно водрузил на свой опухший нос.
Уже на выходе я напоследок пробежался по своим ощущениям, послойно объявшим весь этот дом. На втором этаже остались выжившие. То есть, свидетели разыгравшегося на их глазах феномена, о котором, желательно, никто не должен был узнать. С подобными травмами, что были у тех двух, разметавшихся в коридоре – перелом основания черепа у одного и разрушенные кости лица вкупе с тотальным вывихом шейного позвонка у другого – точно не стоило в ближайшей перспективе рассчитывать на нечто большее, чем летальный исход.
У третьего же – здоровяка с ножом, погребенного под обломками шкафа, увечья были не настолько уж страшны. Раздробленное плечо, потрескавшиеся, а местами даже вылезшие наружу из-за моего рывка ребра… Помутневшие на фоне здоровых частей тела ушибы… Замолкшая от внутреннего разрыва селезенка и неисчислимое количество мелких порезов от стекла…
Однако ритм его сердца был все так же беспрерывен. Далекий, бесконечно слабый стук, доступный, вероятно, одному лишь моему чувствительному к любому возмущению в пространстве восприятию, он все же продолжал поддерживать в нем жизнь. Была в этом стуке марширующая уверенность и смотрящая далеко вперед надежда – то, чему я никак не мог позволить продолжаться. Мое собственное сердце сжалось от сострадания. Я вспомнил, как он отвернулся с флегматичным выражением лица, когда Кларет наставил на меня свою пушку. Сочтем сей поворот шеи за автограф под фактом соучастия в зловещем преступлении, которому так и не довелось произойти. Уверен, если бы ему сказали, он бы прирезал меня без колебаний. Он заслуживает…
Горько зажмурившись, я, не сходя с порога дома, пробороздил его продолговатый мозг одним коротким и грубым воздействием. Нитевидный пульс и призрачное дыхание тут же оборвались. В доме воцарилась кинетическая тишина.
Глава 20. Амнистия
На улице было раннее утро, кое-где уже надрывно воспевали серенады птицы. Выйдя во двор, я предположил, что нахожусь в загородном поселении. Коттедж за моей спиной был единственной разновидностью построек, которые только