она жила и тоже всегда спала рядом – нет, не всегда… были же эти два года, когда он спал совсем в другом месте… куда никто не хочет попасть! И она спала одна или клала рядом их маленького сына, чтобы не натыкаться ночью на холодную подушку… чтобы рядом кто-то дышал! Спокойным, родным, теплым дыханием. От которого твоя жизнь становится важной и нужной. И это совсем не так, когда в одном помещении вместе с тобой дышат, и вскрикивают, и храпят, и скрипят зубами еще восемьдесят чужих мужчин, осужденных за разные скверные дела… Она говорит, что он ничего такого не делал, что его посадили напрасно. Но Антон утверждает, что он всегда был странным, его племянник Илья!..
Он всегда был странным, сколько себя помнил. Странным ребенком, который вырос в странного взрослого. Который вырос, но не перестал слышать слова и музыку одновременно или слышать музыку и видеть при этом целые симфонии цвета. Как бы он хотел объяснить хоть кому-то, что это так же просто, как видеть и слышать фильм, например! Никто ведь не удивляется, когда вечером, на закате, вдруг вспыхнет, зажжется высаженный вдоль дороги ряд пронзительно-красных или лиловых цветов – расспроси любого, непременно вспомнят, что видели! Но отчего же тогда никто не понимает, что при этом может происходить и другое? Что вместе с картинкой вдруг начинает идти и звуковая дорожка? Где-то в голове будто включат что-то, и грянут радостно валторны или саксофон начнет фразу совсем человеческим голосом… медовым… прозрачным… слегка хриплым – но это приятная хрипотца, такая же, как и внезапно вспыхнувший, вылезший вперед других красный! И все: выбивающийся из общего ряда цвет, и сопутствующий звук, – они не диссонируют, нет, не рвут общей ткани вечера, но лишь подчеркивают ее…
«Ваш ребенок ведет себя странно, – написала в записке классная руководительница. – Прошу вас зайти в школу!»
Он был тогда в первом классе, и они начали учить буквы. Он уже знал все буквы и умел читать. И, наверное, все их знали, и читать тоже умели все. Без этого детей сейчас не берут в школу. Но он зачем-то спросил у своего соседа, как звучит у него буква «а» – так же, как у него самого, или нет?
– А-а-а… – начал нараспев тот. – А-а-а! А-а-а!!
– Ре-е-е! – запел он, радуясь и вторя ему. – Ре-е-е! Ре-е-е!..
– Антипенко! Илья Антипенко, когда учительница называет твою фамилию, нужно встать!
Он послушно поднялся.
– Это буква «а», мы учим букву «а», но совершенно не обязательно начинать петь на уроке чтения! Когда у вас будет урок музыки, ты будешь петь!
– Это не я пою! – сказал он. – Это поет буква! Вы ведь тоже слышите, да?
Некоторые его одноклассники просто удивленно смотрели, а некоторые смеялись, думая, что сейчас начнется какая-то интересная игра. Но учительница сразу всех поставила на место.
– В классе должно быть тихо! – проговорила она. – Буквы не поют! А Илюша Антипенко сейчас встанет вот здесь, возле меня, и скажет: «Я не буду больше мешать вести урок, потому что хочу выучить все буквы!» Правильно я говорю, Илюша?
Да,